Красный Ворон свернул, огибая небольшую поляну. В центре ее торчал пень, очень корявый и очень черный, с гнилой дырищей вверху. Над пнем густой стаей вилась мошкара. Наемник снова ступил под тень деревьев, шагая уверенно и ровно. Влажная листва и хвоя под ногами почти не шуршали. В лесу все застыло, тишина здесь стояла какая-то неземная.

Шаги Ворона глухо доносились спереди, едва слышные сквозь шелест палой листвы. Пригоршня поморщился, дернул ворот куртки на горле – тот давил, мешал дышать. Воздух был влажный, густой, как в бане, деревья маячили серыми столбами. Как они близко – обступили со всех сторон, сдвигаются, давят. Он медленно переставлял ноги, шаря вокруг взглядом. Частило сердце, дышать было тяжело – не просто тяжело, он уже задыхался. Пространство сжималось вокруг него, небо нависло над головой тяжелой крышкой. Крышкой гроба! Пригоршня упал на колени, схватился за грудь, захрипел. Рядом кто-то есть… человек… наемник… тоже стоит на коленях. Держится за горло, качается. Рот разевает – пытается что-то сказать. Шевелятся губы. Пригоршня не слышит, уши заложило. Хотя что-то еще может разобрать…

– Стреляй!

– Куда?! – хрипнул Пригоршня.

– Просто стреляй! Ну!

Это было последнее, что Ворон сумел выдавить из себя, и потом боком свалился в траву, дергая ногами.

Что-то маячило в воздухе позади. Пригоршня ощущал его как темное облако: объект без глаз, рта, но опасный, угрожающий. Он не мог повернуться, он даже не мог достать из-за спины автомат или силовую винтовку. Слабеющей рукой взялся за пистолет, потянул из кобуры. Мир-гроб смыкался над ним и давил на грудь. Ворон бился в судорогах, скрюченная рука царапала землю. Лицо перекосило, левая половина обмякла, а правая исказилась в дикой гримасе. Левый глаз налился чернотой.

Пригоршня достал «Грач», хотя пальцы почти не слушались, кое-как поднял и вдавил спусковой крючок.

Выстрел ударил по ушам. Он моргнул.

Все изменилось мгновенно. Гроб раскрылся, крышка его взлетела вверх и стала светло-серым осенним небом. Расступились деревья, мир раздался вширь. Он стоял на коленях возле поляны, рядом Красный Ворон пытался сесть. Пригоршня еще хватанул ртом воздух, хотя с дыхалкой было уже нормально, и повернулся к поляне.

К ее центру двигался большой шар дыма. Клубясь, подлетел к пню, завис. Донеслось тихое шипение, от шара к дырке в пне потянулась дымная струя – прямо внутрь. Пригоршня выпучил глаза. Будто включился пылесос: тугим потоком шар быстро засосало в недра пня, он съежился и пропал. Над пнем снова появилась стая мошкары.

– Аномалия «дымовуха», – сказал Ворон, двумя руками прижимая к груди «Галац». – Редкая сволочь. От нее паника, потом удушье или сердце отказывает.

– «Дымовуха», – повторил Пригоршня, выпрямляясь. И как он раньше не понял – это ведь не мошкара там летает! Черные точки, крапинки, крошечные сгустки… Аномальное излучение.

– Дальше идем, – Красный Ворон с трудом выпрямился.

– Нет, стой. Там возле пня… Видишь, в траве?

Ворон вгляделся.

– Ничего не вижу.

– Там лежит что-то. Арт «дымовухи», правильно?

– Я ничего не вижу, – повторил наемник, – но если там что-то есть, то это артефакт «липучка». Подходить к пню близко нельзя, разве что веткой… «Липучку» лучше забрать. Не помешает.

– А что он делает? – Пригоршня шагнул к дереву и отломал длинную ветку.

Вблизи арт выглядел как кусок влажного пластилина с вкраплениями мелких блестящих кристаллов. Легким облаком его окутывали быстро снующие черные мушки. Когда Пригоршня осторожно поднял его на ладони, облако почти скрыло кисть.

– Прилепи на кожу, – посоветовал Ворон. – Поближе к голове, на плечо или сзади на шею. Действует пару суток, если попадешь под пси-излучение, поможет. Пошли, бандиты сзади.

Он зашагал прочь от поляны, и Пригоршня поспешил следом, крутя «липучку» в руке. Мягкая, липкая – пристает к пальцам, как новенький скотч.

– А от выброса спасает?

– Нет, только от аномалий. «Пси-мешок», «контролер», «дымовуха»…

Пригоршня подумал-подумал, да и шмякнул «липучку» себе на загривок, прямо под линией волос. Надавил – она прилипла, – стал отдирать… хорошо, однако, прилипла. Сорвать можно, но надо приложить заметное усилие. Ладно, пусть висит.

Ворон на ходу резко свернул и остановился за деревом. Махнул рукой, и когда Пригоршня шагнул к нему, показал вперед. По лесу спешил человек в грязных штанах и с голым торсом, грязные волосы свисали на плечи. Он быстро хромал, наклонившись вперед, будто зверь, вынюхивающий добычу. И громко сопел.

– Зомбарь, – прошептал Пригоршня на ухо наемнику, поднимая «Вихрь». – Валим клиента?

Качнув головой, Ворон положил ладонь на автомат, опустил стволом к земле и шепнул:

– Я его знаю.

– Ого! – удивился Пригоршня.

– Алекс Борисов. Нормальный бродяга… был.

– Кто же его в измененного превратил?

– Аномалия «псион» так действует. Или ее арт, «блик», хотя он больше зомбирует. Еще на некоторых Волна может повлиять.

– Что, и Темная Волна способна превратить в измененного?

– Да, но редко.

Пригоршня поежился, представив, что парни в Комплексе не погибли, а стали измененными, и ему пришлось бы их гасить. И Витьку тоже. Черт, получается, даже хорошо, что друг умер! Если бы понадобилось стрелять в него, как бы он после себя чувствовал? И так на душе паршиво было, хуже некуда.

Когда бродяга скрылся между деревьями, Ворон подождал еще немного и снова пошел вперед.

– Много тут таких? – спросил Пригоршня, шагая следом.

– Нет. Этот к «маяку» двинул.

Наемник показал в том направлении, куда ушел зомбарь. Пригоршня прищурился. Вдалеке между кронами маячил столб света. Просто тусклый столб, отчетливо видимый на фоне медленно темнеющего неба. Он на полкилометра возвышался над деревьями.

Ворон добавил:

– Аномалия «маяк», туда всегда сходятся измененные. Он для них вроде лампы для мошкары. Собираются вокруг, топчутся, пытаются протиснуться ближе к центру. Луч идет от углубления с янтарной жидкостью.

– А артефакт у «маяка» есть?

– Даже два. Один называется «перламутр», с виду, как мутный шарик. При сильном ударе повышает температуру. И второй арт, «сироп», такая вязкая янтарная лужица в центре аномалии. Красивая, из нее бьет тот луч. Измененных она и завораживает. Если в «сироп» что-то макнуть, а потом высушить, оно становится очень твердым.

– Укрепление межатомных связей, – прозвучало в голове, и Пригоршня вздрогнул. Прошептал едва слышно:

– Ты можешь не так резко включаться?

– Что ж мне, свистеть сначала? Привыкай.