class="p1">Мишель не чувствовала себя лучше, когда напивалась, просто ощущала себя по-другому. Ее не так одолевал страх. Способность противостоять словесному натиску позволяла ей уважать себя, даже если за этим следовала более жестокая агрессия. Она с искренним сожалением призналась, что дети, безусловно, слышали эти яростные перепалки и часто находились в комнате, когда Пит набрасывался на нее.

Она вспомнила, как однажды он ударил ее и пнул, когда она держала на руках младшего ребенка. Впервые Пит применил физическое насилие, когда она была беременна, но эмоциональное насилие началось еще раньше. Мишель подтвердила подозрения социальных работников: она осталась с этим человеком, хотя это могло навредить ее детям. Какими бы ошибочными ни были ее решения, она имела право принимать их по отношению к себе, но не к своим детям.

Когда речь идет о приоритетах и выборе, на суде обычно обращаются к рациональной модели принятия решений, с учетом затрат и выгод. Согласно этой модели, мы сначала взвешиваем все за и против разных вариантов, а затем выбираем тот, который, по нашему мнению, лучше всего подходит. В своем бестселлере «Думай медленно… решай быстро» лауреат премии памяти Альфреда Нобеля по экономике Даниэль Канеман доступно и научно обоснованно объясняет недостатки модели принятия решений, основанной на затратах. Он показывает, что эта модель не учитывает систематических установок. Подобные установки – продукты мысленных операций, постоянно происходящих за кулисами, и как таковые не сразу для нас очевидны. Учитывая, что Канеман обосновал свою точку зрения на весьма узких примерах, таких как прогнозирование риска погибнуть во время торнадо, неудивительно, что модель «затраты – выгоды» оказывается еще более несостоятельной в качестве основы для принятия сложных решений, касающихся семьи и воспитания детей. Рассматривать жизнь человека как результат возможностей для рационального выбора и решений – это фундаментальная ошибка. Человеческая жизнь не такая.

Стоит задуматься, почему, вопреки результатам исследований, модель «затраты – выгоды» остается столь востребованной даже для юристов. Главная причина в том, что наше поле зрения ограничено инструментами, с помощью которых мы смотрим. Хотя наш разум – нечто гораздо большее, чем продукт рационализирующей части мозга, именно эту часть мы используем для поиска смыслов. Дело не только в том, что ментальный ландшафт скрыт, – имеющиеся под рукой инструменты для самоанализа предназначены для просмотра виртуальной реальности, которая создается задним числом после принятия решения.

Как же понять, почему мать продолжает свои отношения с жестоким партнером? Как и в случае с другими социальными проблемами, домашним насилием занимаются специалисты в области здравоохранения (со своим языком симптомов и синдромов). Специалисты, заинтересовавшиеся пагубными последствиями домашнего насилия в 1970-е гг., выявили циклическую схему: от начальной стадии растущего напряжения до избиения, за которым следует фаза раскаяния.

Для описания психологического эффекта повторного воздействия этого цикла придумали фразу «синдром избитой женщины». Специалисты отмечали сходство с посттравматическим стрессовым расстройством – официальным медицинским диагнозом. О синдроме избитой женщины узнала и более широкая аудитория, включая систему уголовного правосудия, благодаря показаниям экспертов в тех редких случаях, когда жертва становилась агрессором. Формулировка проблемы в терминах синдромов и диагнозов сделала более авторитетными призывы к судам помиловать женщин, убивших жестоких мужей. Однако такой подход не всегда приветствуется самими женщинами или их сторонниками.

В июле 1991 г. Сара Торнтон, находясь в тюрьме Буллвуд-холл, отказалась от еды. Ее голодовка была мотивирована тем, что она на собственном опыте убедилась в гендерной предвзятости системы уголовного правосудия, когда речь идет о домашнем насилии. Она только что узнала о суде над мужчиной, убившим свою жену-алкоголичку. Судья освободил мужчину из-под стражи, приговорив к общественным работам, выразил сочувствие подсудимому и заметил, что поведение его жены «не выдержал бы и святой». Двумя днями ранее была отклонена апелляция Сары на приговор по делу об убийстве ее жестокого мужа-алкоголика. Она осталась в тюрьме, чтобы отбывать пожизненное заключение.

Сара Торнтон встретила мужчину, ставшего ее мужем, в мае 1987 г., когда ей было тридцать два года. Малкольм не был похож на ее предыдущих партнеров, не соответствующих стандартам, которых, по ее мнению, ожидал отец. Одобрение отца казалось ей недостижимым, но она продолжала его добиваться. Малкольм был умным балагуром, с которым она сразу же нашла общий язык. Внешне Малкольм был похож на ее отца.

Малкольм любил выпить, но и Сара тоже была не прочь. К тому времени, когда она начала понимать, что у него проблемы с алкоголем, она уже была настроена на отношения и хотела ему помочь. Через два месяца после знакомства произошел инцидент, который, если оценивать его задним числом, стал первой ласточкой более серьезной проблемы. Двое коллег, провожавшие пьяного Малкольма домой как-то вечером, видели, как Сара встречает его у входной двери. Маленькая дочь Сары тоже видела, как Малкольм ударил Сару с такой силой, что она отлетела к живой изгороди. Коллега Малкольма вмешался, и завязалась драка. Однако прибывшая полиция отнеслась к этому как к бытовой ссоре. Несмотря на жестокое нападение, Сара продолжала верить, что спасет Малкольма от его демонов. Ей не хотелось возвращаться к прежнему одиночеству и страдать от неодобрения отца. Кроме того, Малкольм сумел убедить ее с оптимизмом смотреть в будущее. Зная, чем завершились их отношения, можно рассматривать извинения, раскаяние и обещания Малкольма прекратить свое неразумное поведение как тактику хищника, направленную на то, чтобы заманить уязвимую жертву в ловушку.

Но для Сары в то время это стало причиной попытаться всеми силами сохранить отношения. Малкольм действительно принял ее помощь и некоторое время не пил. Но этот период был исключением. Его жизнь катилась по наклонной, и он тащил Сару за собой. Она связала себя с алкоголиком, способным к насилию. Во время их последней ссоры Сара ударила Малкольма ножом, и удар оказался смертельным.

Адвокаты Сары пытались найти доказательства в пользу защиты от провокации. Все в итоге свелось к тому, отвечал ли этот способ защиты интересам Сары Торнтон.

Современная форма защиты от провокации, можно сказать, возникла в ходе судебного процесса, который рассматривал яростную стычку в лондонском Тауэре. 7 июня 1706 г. Уильям Коуп пригласил группу офицеров и джентльменов на ужин в местную таверну. Они плотно поели и выпили, после чего большая часть группы ушла. Оставшиеся приняли приглашение Коупа вернуться в караульное помещение в Тауэре, где он заказал еще несколько бутылок вина. Веселье было прервано сообщением о том, что подъехала в карете некая женщина и спрашивает Коупа. Один из участников вечеринки, Джон Моугридж, проводил Коупа на встречу с гостьей, а затем все трое вернулись в караульное помещение. Моугридж нагрубил женщине, и атмосфера испортилась. После резкой перепалки между ними Моугридж стал угрожать. Коуп встал на защиту гостьи, что еще больше распалило Моугриджа. Он потребовал устроить дуэль, чтобы уладить дело, но Коуп сказал, что сейчас не время и не место, и попросил противника уйти. Когда Коуп направился к двери, Моугридж схватил бутылку вина и бросил ее в Коупа, тот ответил тем же. Моугридж выхватил шпагу. Другой участник попойки попытался встать между ними, но шпага Моугриджа пронзила грудь Коупа. Он умер почти мгновенно.

Присяжные, заседавшие в Олд-Бейли месяц спустя, решили, что факты ясны. Труднее было определить, следует ли признать Моугриджа виновным в умышленном или непредумышленном убийстве. Для подсудимого это был вопрос жизни и смерти: признание его виновным в умышленном убийстве автоматически вело к казни, в то время как приговор за непредумышленное убийство оставался на усмотрение судьи.

Присяжные вынесли особый вердикт, фактически передав трудное решение на откуп старшим судьям. Результат их обсуждения войдет в историю права, поскольку судьи не ограничились судьбой Моугриджа. Автор решения и главный судья Англии сэр Джон Холт заявил: «Мы должны учитывать, какого рода провокация делает убийство непредумышленным». В ту эпоху проявление мужского гнева было оправданно, если кем-то была задета честь. Холт посчитал, что яростная реакция может служить защитой от обвинения в убийстве, если ее спровоцировало агрессивное поведение жертвы.

Когда судьи обратились к рассматриваемому делу, то решили, что бросившего бутылку Коупа нельзя обвинить в провокации, поскольку он лишь отреагировал на первоначальную агрессию Моугриджа. В результате этих рассуждений судьи пришли к выводу, что Моугридж совершил умышленное убийство. Любопытно, что смертный приговор не привели в исполнение немедленно. Через два месяца после суда Моугридж бежал из тюрьмы