Это новое отношение, а также озабоченность финансовым бременем, которое накладывалось на прихожан незаконнорожденными детьми, привели к введению специальных законов.

В марте 1802 г. Мэри Вос находилась в тюремной камере в ожидании предстоящей утром казни. Методистка Элизабет Томлинсон молилась с ней всю ночь и стала свидетельницей полного слез признания Мэри в убийстве собственного ребенка. Затем Элизабет Томлинсон вместе с Мэри и пустым гробом в повозке отправилась к виселице.

За несколько дней до этого в Ноттингемском суде присяжные заслушали свидетельства о том, как Мэри отравила свою шестинедельную дочь. Судья признал, что Мэри была искренне огорчена и несчастна, но постановил: в глазах закона она вменяема. Спустя десять минут присяжные объявили ее виновной в убийстве. Она была отправлена в Ноттингемскую тюрьму.

Когда Мэри подошла к плахе, палач накинул ей на шею веревку и надел на голову капюшон. Пол под ней разверзся, и она рухнула вниз. Согласно обычаю, тело оставляли на месте казни на час, после чего отдавали хирургам для вскрытия.

Почти через сорок лет Элизабет рассказала о казни Мэри Вос своей юной племяннице Мэри Энн. Хотя Мэри Энн была глубоко тронута воспоминаниями тети о том, как та сидела и молилась с осужденной женщиной, прошло еще пятнадцать лет, прежде чем она поведала об этом другому человеку. Этот эпизод она описала своему любовнику Джорджу Льюису. Тот высказал предположение, что история об ожидающей смерти Мэри Вос могла бы лечь в основу чего-то большего. В том же году Мэри Энн начала писать свой первый большой роман. Мэри Вос послужила прототипом для главной героини книги, Хетти Соррел, местной красавицы, которая была обручена с героем истории Адамом, чьим именем и назван роман. Осознав, что она беременна от тайной связи с местным аристократом, Хетти Соррел впала в депрессию и хотела покончить с собой. Затем пропала и обнаружилась уже в тюрьме, куда ее поместили за убийство собственного ребенка. Роман «Адам Бид» был опубликован в 1859 г. Мэри Энн взяла псевдоним Джордж Элиот. Под этим именем выходили ярчайшие и социально значимые произведения викторианской литературы.

Реальная Мэри Вос и вымышленная Хетти Соррел были осуждены в эпоху, когда матери-одиночки, обвиненные в детоубийстве, оказывались в суде особенно уязвимы. Согласно закону, введенному в 1624 г., во времена правления Якова I, скорбящая мать, родившая мертвого ребенка, должна была доказать, что тот появился на свет мертвым. Это особенно поразительно по двум причинам: во-первых, «закон о предотвращении убийства незаконнорожденных детей» переворачивал с ног на голову презумпцию невиновности; во-вторых, при отсутствии свидетелей доказать, что ребенок родился мертвым, было сложно.

Социальные предрассудки того времени проявляются в формулировке закона, в котором выражено сожаление по поводу того, что «многие развратные женщины, родившие незаконнорожденных детей, тайно их хоронят или скрывают смерть, дабы избежать позора и наказания». Несмотря на то что моралистический «закон о незаконнорожденных» 1624 г. все еще действовал во время суда над Мэри Вос и Хетти Соррел, к тому времени многие присяжные были настолько обеспокоены суровостью приговора, что скорее оправдали бы мать за убийство, чем отправили ее на смерть. Поскольку присяжные игнорировали закон, суровое наказание полностью отменяло желаемый эффект – продемонстрировать пример правонарушителям. В 1803 г., через год после казни Мэри Вос, закон 1624 г. был исключен из свода действующих законов, в результате чего обвинение должно было доказывать вину, а не подсудимый – невиновность. Это не остановило продолжающееся ужесточение системы против матерей-одиночек, особенно тех, у кого не было финансовых средств. Им мог оказать помощь местный приход, но при условии, что несчастные матери поступали в работный дом, где условия напоминали тюремные.

Альтернативным решением было отдать ребенка на воспитание другим людям за определенную плату. Эвелина Мармон была одной из многих викторианских женщин, чья жизнь 21 января 1896 г. перевернулась с появлением дочери. Отец не хотел брать на себя ответственность за ребенка, и когда Эвелина больше не могла скрывать беременность, ей пришлось оставить работу буфетчицы в городе Челтнем. Оставшись одна и без дохода, она оказалась в отчаянном положении.

Матери-одиночки в викторианской Британии сталкивались не только с финансовыми трудностями. В замкнутой сельской общине, где выросла Эвелина, женщину с незаконнорожденным ребенком клеймили еще сильнее, поэтому ей нелегко было бы вернуться в деревню к родителям. К этому следует добавить, что позор распространялся и на ее семью. Чтобы остаться в Челтнеме, ей пришлось бы вернуться на работу, но это невозможно с ребенком на руках. Это не оставляло ей иного выбора, кроме как подумать об усыновлении.

Однако в викторианской Британии усыновление не было формальной бюрократической процедурой. Если бы Эвелина нашла семью, готовую присмотреть за ее дочерью, ей пришлось бы договариваться в частном порядке. Поэтому Эвелина поместила объявление в газете Bristol Times and Mirror о поиске порядочной женщины для ухода за малышкой Дорис. Эвелина надеялась, что это временно, пока ее положение не улучшится. Так случилось, что на той же странице было напечатано объявление от пары, желающей усыновить здорового ребенка. Конечно же, Эвелину привлекло описание супругов, живущих в красивом доме. Она с готовностью написала им письмо и так же быстро получила ответ. Письмо было от миссис Хардинг, которая объяснила, что они с мужем очень любят детей и являются ревностными прихожанами церкви. Она рассчитывает воспитывать ребенка как своего собственного, написала миссис Хардинг, но Эвелина сможет приходить в гости. Миссис Хардинг сообщала также, что собирается навестить подругу в этом районе и с радостью ненадолго остановится в Глостере, чтобы встретиться с Эвелиной и забрать Дорис. Подруга находилась в приюте для душевнобольных графства Глостершир, но Эвелина не знала, что миссис Хардинг и сама побывала в этом приюте четырьмя годами ранее. Позже выяснилось, что в приступе безумия миссис Хардинг жаловалась, что слышит голоса, и однажды пыталась перерезать себе горло.

Эвелина написала ответ, призывая миссис Хардинг больше никому не отвечать. Всего через тринадцать дней после публикации объявления в Bristol Times and Mirror Эвелина ждала в своем доме приезда миссис Хардинг. Как они и договорились, Эвелине предстояло заплатить за то, что у нее заберут ребенка, и хотя она пыталась добиться более приемлемой для нее регулярной оплаты, миссис Хардинг не пошла на уступки, и Эвелине ничего не оставалось, как отдать десять фунтов. Она решила отложить разлуку с ребенком на несколько часов и проводила миссис Хардинг до поезда из Челтнема в Глостер, где та вместе с Дорис села на поезд до Рединга. Домой Эвелина вернулась одна.

Через некоторое время от миссис Хардинг пришло письмо, в котором сообщалось, что Дорис жива и здорова. Эвелина написала ответное письмо с просьбой подробнее рассказать о дочери, но ответа не получила. О своей дочери Эвелина услышала через одиннадцать дней после того, как отдала ее. Полиция вызвала Эвелину в Рединг. По прибытии ее проводили в морг, где она увидела лежащий на столе труп ребенка.

Ровно через неделю она встретилась лицом к лицу с женщиной, которую знала как миссис Хардинг. Во дворе полицейского участка Рединга стояли в ряд пять женщин. Среди них была и Амелия Дайер, которую Эвелина знала как миссис Хардинг. Эвелина разрыдалась.

Полицейское расследование началось после того, как 30 марта 1896 г. моряк с баржи, плававшей по Темзе в Рединге, выловил из воды посылку и обнаружил в ней тело младенца. Это была не дочь Эвелины, труп нашли за день до того, как Эвелина доверила свою дочь женщине из Рединга. Местный почтальон разобрал на посылке адрес и дату отправления и сообщил, что получатель поменял местожительство. Полиция разработала операцию, чтобы узнать, не ведется ли по этому адресу какая-то незаконная деятельность. В дом пришла женщина, представившись матерью, которой нужна семья для ее незаконнорожденного ребенка. Готовность хозяйки дома договориться об этом дала детективу-констеблю Андерсону и сержанту Джеймсу достаточно оснований, чтобы допросить ее и обыскать дом.

Собрав показания свидетелей, полиция выяснила судьбу малышки Дорис. Забрав ее у матери, Амелия, вместо того чтобы вернуться в Рединг, отправилась в дом на севере Лондона, где жили ее взрослая дочь и зять. Там она задушила Дорис лентой. Дочь Дайер взяла несколько вещей для собственной дочери из коробки, которую Эвелина отдала с ребенком, остальное отнесли в ломбард. На следующий день Амелия вышла из дома и вернулась с другим младенцем, которого тоже задушила. Дайер поместила два маленьких тельца в сумку и забрала ее с собой в Рединг. Поздно вечером она положила куски кирпичей для веса в сумку, а затем выбросила ее в Темзу. Помимо этих двух детских трупов, из реки достали еще несколько. Изучив найденные в доме Дайер предметы, полиция сделала