Уже 6 (18) июня в своем донесении императору Александру I из Пружан князь Багратион выразил свое недовольство своим статусом. Дело в том, что Барклай служил под началом Багратиона и получил генеральский чин позже его. Или, как тогда говорили, был «в генералах моложе». Но теперь Барклай опередил своего бывшего начальника, а в армии такие успехи всегда воспринимались болезненно.

Как пишет историк Е. В. Анисимов, Багратион, соблюдая субординацию, вынужден был теперь подчиняться военному министру, но он «не утаивал своего особого – и несогласного с министерским – мнения».

По плану Барклая, нужно было соединить обе русские армии и «действовать совокупными силами». Пунктом для сосредоточения армий был назначен Дрисский укрепленный лагерь, что и объясняет последовательные действия Барклая, но никак не объясняет действий князя Багратиона, армия которого пошла не на северо-восток, а на юго-восток – на Несвиж и Слуцк. То есть она стала все больше отдаляться от 1-й Западной армии.

Безусловно, связано это было с движениями войск Наполеона, который поставил им задачу не допустить соединения двух русских армий. Однако Барклай был этим недоволен, и между генералами, как отмечает историк М. И. Богданович, «возникли недоразумения». Впрочем, недоразумения – это слишком мягко сказано. Дело в том, что князь Багратион искренне полагал, что против него были сосредоточены главные силы Наполеона, и требовал, чтобы Барклай атаковал противника, дабы отвлечь на себя часть сил, действовавших против 2-й Западной армии. По словам генерала М. И. Богдановича, «оба они, принимая во внимание только встречаемые ими затруднения и не входя в положение один другого, подтверждали собой неудобство действий двумя отдельными армиями на одном и том же театре войны».

При этом Александр I, находившийся при 1-й Западной армии и бывший очевидцем обстоятельств, не позволявших Барклаю действовать решительно, был недоволен распоряжениями Багратиона. Император приписывал действия Багратиона его «излишней осторожности».

Получается, что все были недовольны друг другом: Багратион – Барклаем, император Александр – Багратионом…

А 7 (19) июля 1812 года император Александр вообще оставил армию.

Император Александр оставил русскую армию, и власть главнокомандующего вполне передана была им Барклаю де Толли. Облеченный полной доверенностью монарха, Барклай де Толли принял тяжелую обязанность борьбы, когда, по-видимому, дела сближались к неизбежному решению. Положено было сражаться, едва соединится он с Багратионом, и маневрировать до тех пор, ибо превышавшие силы Наполеона не давали возможности противостать им одной 1-й армией.

НИКОЛАЙ ПОЛЕВОЙ,

русский писатель и историк

Облеченный полным доверием императора? Возможно. Принял тяжелую обязанность борьбы? Да. Но вот получил ли Барклай от императора Александра власть главнокомандующего? А вот тут, к сожалению, можно ответить только отрицательно.

Более того, если говорить строго, ситуация складывалась таким парадоксальным образом, что тот же князь Багратион формально и не обязан был подчиняться приказам Барклая, так как оба они превратились в совершенно самостоятельных командующих разными армиями.

Специально исследовавший этот вопрос историк А. А. Подмазо пишет:

По тогдашней практике, общее командование принимал генерал, имевший над всеми старшинство в чине <…> М. Б. Барклай де Толли и П. И. Багратион были произведены в чин генерала от инфантерии в один день (20.03.1809), только Багратион был расположен в приказе выше и следовательно имел старшинство в чине перед Барклаем. Исходя из этого, Багратион должен был принять общее командование. Однако, в армиях кроме них находились и другие генералы, имевшие над Барклаем и Багратионом преимущество в чине (например, Л. Л. Беннигсен и А. Вюртембергский, кроме того в армии был брат царя Константин Павлович).

Естественно, подобное положение привело к тому, что сразу же начались интриги по поводу общего командования. А. А. Подмазо в связи с этим пишет:

П. И. Багратион, несмотря на то, что он мог требовать подчинения себе младшего по чину, видимо осознав ситуацию, предоставил общее командование над объединенными армиями М. Б. Барклаю де Толли, как военному министру. Это была лишь добрая воля Багратиона, и он в любой момент мог отказаться выполнять приказы Барклая. При этом никаких претензий к нему не могло бы быть предъявлено.

В результате все 42 дня, прошедших с момента отъезда императора до приезда нового главнокомандующего М. И. Кутузова, Барклай оставался командующим лишь одной из армий. Как отмечает историк А. Г. Тартаковский, «подобно Багратиону и Тормасову, на равных с ними началах».

В это время Барклай буквально умолял Багратиона поторопиться. Он писал:

Глас Отечества призывает нас к согласию. Оно есть вернейший залог наших побед и полезнейших от них последствий, ибо от единого недостатка в согласии даже славнейшие герои не могли предохранить себя от поражения. Соединимся и сразим врага России! Отечество благословит согласие наше!

Находясь под Витебском, Барклай с минуты на минуту ожидал подхода 2-й Западной армии. Потом он назначил Багратиону направление к Орше. Более того, он просто умолял Багратиона побыстрее занять Оршу.

В конечном итоге только Смоленск стал той точкой, где смогли соединиться русские армии.

Военный историк Карл фон Клаузевиц излагает следующую точку зрения по этому вопросу: «Когда Барклай прибыл в Смоленск, Багратион заявил, что весьма охотно будет служить под его начальством».

Охотно будет служить под его начальством? На самом деле, как подчеркивает историк А. Г. Тартаковский, «подчинение это было чисто символическим и эфемерным, что обнаружилось буквально через несколько дней».

25 июля (6 августа) в Смоленске состоялся военный совет, на котором присутствовали Барклай, князь Багратион, великий князь Константин Павлович, начальники штабов армий генералы Ермолов и Сен-При, генерал-квартирмейстеры двух армий и еще несколько офицеров.

М. Б. Барклай де Толли находился под сильным давлением, в том числе и самого императора Александра. При этом (подчеркнем это еще раз) он оставался убежден в том, что тогда еще не настало время к решительному сражению с Наполеоном. Однако оставаться в бездействии у Смоленска было совершенно невозможно…

Кончилось все это тем, что у Смоленска был начат бой, хотя там и не было выгодной оборонительной позиции.

А тем временем бурлящий необузданной энергией князь Багратион все никак не мог успокоиться. Раздраженный всем, что делает Барклай, в конце июля он писал Ф. В. Ростопчину:

Между нами сказать, я никакой власти не имею над министром [Барклаем де Толли. – Авт.], хотя и старше я его. Государь по отъезде своем не оставил никакого указа на случай соединения, кому командовать обеими армиями, и по сей самой причине он, яко министр. Бог его ведает, что он из нас хочет сделать: миллион перемен в минуту, и мы, назад и вбок шатавшись, кроме мозолей на ногах и усталости, ничего хорошего не приобрели.

В своей горячности Багратион пошел и еще дальше, пытаясь обвинять в военных неудачах самого императора:

От государя ни слова не имеем, нас совсем бросил. Барклай говорит, что государь ему запретил давать решительные сражения, и все убегает. По-моему, видно государю угодно, чтобы вся Россия была занята неприятелем.

Как