А пока — два раза в неделю по вечерам — курсы английского языка. Не ахти какие деньги, но, с другой стороны, сравнимые с моей прежней зарплатой.

* * *

Со старыми московскими знакомыми встречаться почему-то не хотелось. Виктор сам не мог понять, что ему мешает. Но каждый раз, как он открывал записную книжку и снимал с аппарата трубку, чтобы позвонить, неодолимая лень наваливалась на него, и он бросал трубку обратно на рычаг. Они будут интересоваться, как его дела, и ответ «все в порядке» никого не устроит и не обманет. Русские слушком хорошо умеют расспрашивать и выслушивать.

Сидя на какой-нибудь уютной маленькой кухне, жарко нагретой батареей и четырьмя немеркнущими конфорками газовой плиты, хлебая чашку за чашкой душистый и крепкий или слабый и безвкусный — это смотря у кого в гостях! — чай с домашней выпечкой и лучшими в мире шоколадными конфетами, вперемешку с ликером или водкой, он постепенно выложит хозяевам все о своем житье-бытье. То будет длинная, утомительная, заунывная история. Нет. Жаловаться не хотелось. Категорически.

Вместо того чтобы встретиться со старыми друзьями, он принял неожиданное приглашение от новых знакомых.

В очередном научном центре — гражданском, но выполнявшем оборонные заказы, он оказался 22 февраля — в канун большого русского праздника, Дня армии. Здесь, в учреждении несекретном, его вдруг перестали контролировать. После короткой экскурсии, проведенной кем-то из администрации, он оказался полностью предоставленным самому себе. Никому не хотелось возиться с иностранными журналистами, когда столы под умелыми руками сотрудниц уже уставлялись закусками, а мужчинам предстояло выполнить приятную обязанность — обойти ближние магазины в поисках подходящего набора алкогольных напитков.

Они уже сделали здесь все, что могли, даже засняли празднование, обставленное особо торжественно — с речами и тостами — в дирекции центра. Теперь съемочная группа с аппаратурой расположилась в холле, ожидая дальнейших распоряжений своего руководителя.

Виктор медленно шел по коридору. Многие двери были приоткрыты, доносились веселые возбужденные голоса и звяканье посуды. С первого дня своего приезда в Москву, еще тогда, после Нового года, Виктор мечтал о русском праздничном застолье. Он любил эту беспечную, раскрепощенную атмосферу; пьянел от веселья без оглядки, от неожиданных задушевных бесед с малознакомыми людьми; он даже научился в свое время пить водку рюмками, хотя вовсе не нуждался тогда в ее помощи для создания хорошего настроения.

Двое мужчин вывернули навстречу ему, возвращаясь, судя по запаху, из курилки, а судя по направлению, с лестничной клетки, которая с успехом заменяла им курилку. Они громко разговаривали, смеялись и едва не столкнулись с Виктором, который чудом успел увернуться.

От неожиданности Виктор совершенно автоматически пробормотал:

— Excuse me!

— У, извините, — одновременно воскликнул чуть не налетевший на пего полный русский средних лет и добавил, приветливо топорща усы: — Sorry. You're American journalist?

— Английский, — уточнил Виктор.

Познакомились. Собеседник назвался Георгием и представил своего коллегу.

Оба проявили готовность поддержать беседу.

Они стремительно и естественно перешли на «ты».

— Ты в командировке?

— Да.

— В Москве не впервые?

— Далеко не.

— Тебе все равно вечером некуда деваться. Пойдем, посидишь с нами.

Виктор не заставил повторять приглашение дважды. Отпустил своих и вернулся.

— Проходи, располагайся. — Георгий широко повел рукой, охватывая жестом огромную, как банкетный зал, неуютную комнату, заставленную какой-то громоздкой аппаратурой и компьютерами.

На расчищенном в углу комнаты пространстве красовался уже накрытый стол, но сотрудники — человек с десять — еще сидели на своих рабочих местах. Никто из них даже головы не поднял. Судя по доносившимся коротким восклицаниям, мужчины резались в какую-то сетевую игру-мочилку.

— Сейчас я тебя со всеми познакомлю, — пообещал Георгий.

— Сортир покажи, нашу гордость! — потребовал Женя, его спутник-курильщик.

Виктор не сразу понял, что Георгий — заведующий этой лабораторией. Все сотрудники обращались к нему панибратски, звали то Жорой, то Зоологом.

В лаборатории работали всего две женщины, да и те ушли довольно скоро: торопились домой, к своим семьям. Мужчины же, очевидно, собирались праздновать широко и долго. Только один рыпнулся было покинуть общество — очень молодой на вид, бледный и растерянный, которого все звали не иначе, как Жених.

— Куда?! — крикнули ему. — Мы пропить тебя должны!

— Еще два месяца, — попытался возразить тот.

— А тогда еще раз пропьем. Пока прорепетируем, предварительно.

Логика друзей или их бескомпромиссный напор убедили Жениха, и тот покорно взялся за телефон: отзвонить любимой, предупредить, что задержится.

Виктор с удовольствием принимал участие в общем веселье: шутил, хохотал над чужими шутками, подпевал под переходившую из рук в руки гитару знакомым и незнакомым песням. В уголку завязался задушевный разговор, но такой шумный и пьяный, что Виктор не спешил принять в нем участие: продолжал сидеть за общим столом.

…Двадцать тысяч бед за нами следом

Вьются, как надежная охрана…

Виктор не знал этой песни, но припев подхватил с энтузиазмом: «Эй, налейте, сволочи, налейте!»

Ему, как и остальным, естественно, снова наполнили рюмку. Виктор посмотрел на тяжелую, прозрачную влагу, и его легонько замутило. «Пора остановиться…»

— Что задумался, Виктор? Устал? Может, тебе достаточно, с непривычки-то?

Глаза Георгия — на удивление трезвые, хотя пил наравне со всеми, — вглядывались в лицо гостя внимательно и заботливо.

Мимолетное напряжение ушло, в груди разливалось тепло. Этот внимательный взгляд случайного знакомого — именно то, ради чего Виктор без колебаний согласился принять участие в вечеринке. Он видел совершенно ясно: Георгию действительно есть до него, заезжего малознакомого иностранца, дело; Георгию и правда не безразлично, сможет ли англичанин добраться домой и как будет себя чувствовать завтра утром. Виктор, как обычно, и верил, и не верил тому, что видел.

— Жора, ты забыл: я не первый раз в России и не впервые пью водку.

Он хотел произнести эту фразу легко и иронично, а водку лишь пригубить. Но оказалось, что акцент предательски усилился. Виктор сам почувствовал, как смешно выглядит, смущенно поднял вместе со всеми рюмку, чуть более сильно, чем нужно, стукнул ею о другие протянутые над столом емкости и, продолжая переживать неловкость, быстрыми глотками выпил жидкость до дна.