– А супруга ваша как поживает? –  с видом человека, которому нечем заняться, снова спросил Сосновский. И тут же поразился тому, как инженер сжался еще больше. Он побледнел и никак не мог начать говорить. Наконец выдавил из себя:

– Моя жена… арестована.

– Вот как? –  почти искренне удивился Сосновский. –  И давно? В чем ее обвиняют?

Человек работает на секретном объекте, а его жена арестована. Что за нелепость? Такие люди, чьи близкие в чем-то провинились, не могут быть допущены к ответственным работам. Таков порядок чуть ли не во всех странах мира.

Инженер помялся и неуверенно заявил тоном человека, который давно уже ничего не понимает и на все махнул рукой:

– Я не знаю, господин майор. Ей не предъявили обвинения. Пока еще не предъявили.

«А вот это уже интересно, –  подумал Сосновский. –  Неужели так откровенно шантажируют людей. Судя по всему, его жена в заложниках и ему приходится работать не за совесть, а за страх. Значит, он и вправду отличный специалист, раз его держат в таких условиях».

– Полковник Золтон! –  Сосновский вошел в кабинет и так грохнул дверью, закрывая ее за собой, что с соседней стены свалилась картина, а ее рамка от удара об пол разломилась пополам. –  Вы отдаете себе отчет, полковник Золтон, что вы делаете? И без согласования с Берлином! Вы берете на себя ответственность за вещи, которые совсем не в вашей компетенции!

Начальник полиции полковник Золтон побледнел и замер в своем рабочем кресле, не решаясь встать перед майором вермахта, но и оставаться сидеть при офицере из Берлина с неизвестными Золтону полномочиями было еще опаснее. Сосновский говорил грубо и с такими угрожающими интонациями, что Золтону сделалось нехорошо. Полковник был чехом, и этим определялось его подневольное положение перед немецким майором.

– Прошу прощения, господин майор, но я совсем не понимаю, чем вызвано такое недовольство? Здесь в Протекторате мы все делаем для того, чтобы…

– Вы как начальник полиции должны знать, что такое секретный «Объект А». И вы самостоятельно решили, что на этом объекте могут работать неблагонадежные люди? А работать они там будут добросовестно лишь потому, что вы додумались держать в заложниках их семьи? Вы болван, полковник! Ни один убежденный саботажник или террорист никогда не посмотрит на такое обстоятельство, как семья, близкие или родные люди. Для них все они мученики, так же как и он, за идею. Если они заходят взорвать производство, они не посмотрят на такую помеху, как заложники. Вы понимаете меня или вас надо вызвать в Берлин и там прочистить мозги?

– Но это была не моя идея, господин майор…

– Молчать! –  приказал Сосновский, он вытащил из кармана платок и, сняв фуражку, принялся вытирать лоб и шею. Гнев как будто прошел, и он начал успокаиваться. –  Какая нелепость, какой дилетантизм! Показывайте мне дела. Кто у вас сидит из числа инженеров завода!

– Да, я сейчас вам подробно все доложу, –  закивал полковник и, вскочив на ноги, поспешил к сейфу и начал перебирать бумажные папки.

Сосновский смотрел на костлявую спину полковника Золтона и думал, что его выходка –  такая же авантюра. А если полковник в силе, если у него есть высокие покровители, если он получил разрешение из Берлина? Тогда выходка Сосновского может привести к провалу. «Какого черта, майор, кто вам дал право лезть не в свои дела. Ваша задача –  техническая оценка, и только. Кто вам давал право лезть в дела персонала завода, тем более из числа военнопленных? Объясниться будет сложно. Но дело сделано, полковник в смятении и готов оправдываться, испытывая животный страх перед Берлином. Все правильно, риск оправдан. И сейчас я узнаю, где и как содержится жена Иржи Правеца».

Вечером, когда уже совсем стемнело и улицы этой части города осветились лишь светом немногочисленных горящих окон, Сосновский направился на конспиративную квартиру. Он радовался, что в оккупированном городе люди стараются не выходить из дома так поздно, чтобы зря не рисковать. И даже стараются не включать свет. Так спокойнее.

Гражданский костюм и шляпа Сосновского были темного цвета, что давало возможность в случае необходимости слиться с темнотой и исчезнуть на пустой улице.

Подходя к трехэтажному дому, в котором располагалась конспиративная квартира, Сосновский машинально прижался к стене и стал присматриваться. Ничего подозрительного не было, но провериться необходимо. Сейчас эта многолетняя привычка снова спасла Михаила. Он увидел сначала одну, потом другую темную фигуру в нише двери напротив. Человек, который прячется, опасен, у него на уме что-то нехорошее. И он это пытается скрыть.

Сосновский стал присматриваться. Вон в подворотне соседнего дома черная машина с выключенными фарами. Справа за деревом еще один человек. Все это очень похоже на готовящееся нападение. Что может интересовать здесь этих людей? Кто они? Агенты гестапо, вычислившие конспиративную квартиру советских разведчиков или базу подполья? Значит, где-то произошла утечка информации, кто-то привел за собой «хвост». Очень плохо, что здесь бывала Герда. Она могла засветиться, и тогда ее ждет провал. И сам Сосновский тоже провалится и не выполнит задания.

– Миша, тихо, –  сказал совсем рядом знакомый голос.

Рука Сосновского дернулась в сторону кармана, где лежал пистолет. Шелестов вынырнул из темноты абсолютно беззвучно и остановился, прижимая Сосновского плечом. Они постояли молча, потом Шелестов тихо сказал:

– Уходи отсюда, Миша.

– Ребята где? –  забеспокоился Сосновский. –  Черняев?

– Они там, в квартире, –  раздраженно ответил Шелестов. –  Это я опоздал на полчаса. Пришел бы раньше и тоже оказался бы в мышеловке.

– Надо дать им знать, они же не знают! Что ты молчишь, Максим?

– Я не молчу! –  огрызнулся Шелестов. –  Я тебе сказал, чтобы ты уходил отсюда.

– Ты что! А ребята? А больной Черняев?

– Разберемся, не впервой, а ты уходи. Ты понимаешь, что, кроме тебя, никто не сможет выполнить задание. Ты уже нашел завод, ты туда можешь попасть, у тебя легальная возможность действовать. У тебя есть Герда, в конце концов. Она тоже бывает на этом объекте. Выполняйте задание, а мы отобьемся как-нибудь.

– Как-нибудь, –  угрюмо повторил Сосновский. –  Столько лет вместе, столько лет плечом к плечу, а теперь ты говоришь, что я должен бросить вас!

– Да, ты должен уйти и бросить нас, –  рука Шелестова сжала запястье Михаила. –  Ты же разведчик, Миша, а не сопляк какой-нибудь. Ты понимаешь, что вся жизнь разведчика –  это весы. Ты должен взвешивать и сравнивать риск и возможность выполнить приказ, ты умеешь взвешивать и оценивать, что важнее в данный момент. В данный момент это простая арифметика. У тебя больше шансов выполнить задание. Мы сейчас просто