Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пойдём, познакомишься с Женей, — предложил Арманд, а я не успела даже ойкнуть, как он уже тянул меня за руку к своему крёстному.
— Женя, а вот и моя Лана, — заявил Арманд, останавливаясь напротив мужчины в тёмно-синем костюме.
А вживую Дмитриевский казался куда как приятнее. То ли в привычной обстановке он лишался налёта высокомерия, то ли на финальном рубеже жизни человек становится проще.
— Лана, значит, — проговорил, окидывая меня задумчивым взглядом. — Наслышан, наслышан…
Ещё не старый, сохранивший красоту мужчина с лёгкой проседью в тёмно-русых волосах и тонкой сеточкой морщин в уголках карих глаз. Идеально выбрит, идеально одет, горделивая посадка головы — настоящий лев. Жаль только, что вокруг всё больше шакалов.
— Женечка, пойдём к столу, — проворковала его супруга, озаряя комнату фарфоровой белоснежной улыбкой. Не зубы, а сервиз для торжественных случаев.
Дмитриевский проигнорировал её зов, махнул рукой, мол, не мешай и сказал, глядя на меня:
— Значит, у вас завтра свадьба, — заметил, слегка улыбаясь.
— Мы решили просто расписаться, скромно, — пискнула я, бросая взгляд на Арманда, а тот стоял рядом, невозмутимый и бесстрастный, точно каменное изваяние. Лишь крепче прижимал к себе тёплой ладонью. — Счастье, знаете ли, любит тишину. Мы люди взрослые, зачем нам эта суета?
Я бы и дальше городила чушь о счастливой тишине — где только этой банальщины нахваталась? — но Дмитриевский коснулся моего плеча, и я замолчала.
— Лана, Арманд мне как сын, — начал он без лишних предисловий, а я замерла, понимая, что спорить с этим человеком я не сумею. — Я, правда, думал уж не доживу до его свадьбы… потому никаких возражений я не принимаю. Потому с вас — тихое счастье, с меня — праздник. Поверьте, он вам понравится. А теперь пойдёмте всё-таки к столу. Очень есть хочется
Арманд
Вышли в патио, а у меня из головы не выходили слова Жени… праздник, чёрт. Вот умел Дмитриевский под шкуру влезать, привыкший всё и всех контролировать. Знал же, что я на дух не переношу все эти шумные сборища, но нет же, снова решил проявить инициативу. Но Женя был единственным человеком в жизни, кого я не умел игнорировать. Тем более сейчас.
Размышляя, я отодвинул для Ланы стул, а она грациозно присела на него, высоко держа голову. Королева, не иначе. Я видел все взгляды, что были так или иначе обращены к нам, но это было неизбежно, потому проще смириться.
Ужин начался.
Блюда сменялись практически незаметно, официанты скользили за спинами гостей бесшумно. Столовые приборы стучали о фарфор тарелок, тихие разговоры разбавляли тишину, а я поймал взгляд Жени — задумчивый и тяжёлый. Он часто в последнее время уходил в себя, даже не замечая этого, и казалось, что таким образом он даёт мне шанс привыкнуть. К тому, что скоро из моей жизни уйдёт человек, любящий меня просто потому, что я существую. Судьба не дала ему детей, и всю свою энергию и запечатанное внутри долгие годы назад добро он дарил мне — сироте со странной родословной. Родившийся в результате бурного студенческого романа с гражданином Доминиканы, я унаследовал от отца упрямство, взрывной темперамент и смуглую кожу. От мамы же зелёные глаза, любовь к собакам и одиночеству.
Кусок в горло не лез — я даже не чувствовал вкуса еды, лишь жевал механически. В памяти всплыли непрошеные образы, как попал в дом Дмитриевского, так сказать, на ПМЖ. Он забрал меня к себе, когда я остался совсем один после смерти матери.
Сначала было сложно, до чёртиков и взаимного отвращения. Но Женя — мудрый, он нашёл в итоге ко мне подход, сумел вложить в мою башку нормальные ориентиры. Хотя, признаться честно, проще жабу выучить на архитектора, чем пытаться меня воспитывать. Но у него получилось.
— Ты совсем ничего не ешь, — шепнула мне на ухо Лана, а я моргнул, отгоняя мрачные мысли прочь.
— Я ем, — ответил шёпотом, а Лана недоверчиво посмотрела на меня, но промолчала. — А сама-то?
Указал вилкой в её тарелку, где лежал искромсанный бифштекс, а тот истекал кровью, остывая.
— Я волнуюсь, — честно призналась, а я отложил вилку и сжал под столом её руку. — Мне кажется, они все смотрят на меня.
Скользнул рукой к стройной ноге, погладил сквозь ткань, а Лана вздрогнула, пронзая меня электрическим разрядом. Мне нравилось, как эта женщина реагирует на меня, как отзывается на невинную ласку тело, и это настолько сладкая мука, что не хочется прекращать.
— Тебе не кажется, они и на меня смотрят. Ну, у них же есть глаза, пусть пялятся.
Я бросил взгляд через стол и заметил сидящую почти напротив, рядом с Женей, Снежану. Она резко отвернулась, что-то проворковала тому на ухо, улыбаясь истерически. Гладила “любимого” мужа по плечу, подкладывала еду в тарелку, заботилась… Я знал: чтобы она не шептала мне жарко в коридоре, никогда не поставит на кон свою сытую и ленивую жизнь. Кишка тонка.
Когда десерты радостно прикончили, расхваливая на все лады таланты кондитера, многие начали подниматься со своих мест, растекаясь по двору жидкими ручейками. Женя за ужином заметно оживился, и через пару минут уже слышался его громкий смех в дальнем конце освещённого фонарями двора.
Пользуясь тем, что никому до нас не было никакого дела, притянул её к себе, зарываясь носом в светлые волосы. Вдохнул аромат, от которого сходил с ума: цветов, весенних трав и самой желанной в мире женщины. От запаха повело, и я прижал Лану сильнее к груди, не давая шанса вырваться. Запер в кольце своих рук, провёл костяшками пальцев по обнажённой коже в вырезе платья на спине — бархатистой коже, что так и манила прикоснуться.
В этой женщине соблазнительным было абсолютно всё, но больше всего меня восхищала смелость, что двигала её вперёд, не давала опустить руки.
— Устала? — спросил, касаясь губами её скулы.
— Есть немного. Когда на таких мероприятиях положено домой уезжать?
Подняла глаза к моему лицу, а они сияли двумя яркими звёздами. И я летел на этот свет, не сопротивляясь, с каждым мгновением всё отчётливее понимая, что бесполезно прятаться от самого себя.