Запись Козьмы Пражского о том, что в 1098 году евреи были изгнаны крестоносцами из Богемии в Польшу, предполагает, что движение из Германии в ближайшие славянские страны, то есть Богемию и Моравию, должно было происходить задолго до XI века. С другой стороны, в «Книге постановлений» («Сефер ха-диним») Иегуды ха-Когена, написанной, по-видимому, до 1028 года, говорится, что еврейские купцы, следующие на Русь, предлагали свой товар евреям Кракова; это подтверждает то, что евреи славяно-тюркских земель задолго до этого появлялись с противоположного направления.

Некоторое время спустя король Мешко III (1126–1202), по прозвищу Старый, в других отношениях правивший жестоко и деспотично, издал впоследствии утраченный и известный лишь по свидетельству хронистов указ, согласно которому за нападение на еврея на виновного налагался суровый штраф. Эта мера может быть поспешной реакцией на какое-то конкретное событие в Польше XII века – насилие, возможно, бунт, а также свидетельством озабоченности правителя благополучием всех жителей его страны. Что бы ни побудило Мешко издать такой указ, он подтверждает еврейское присутствие в Польше, не упоминаемое в других источниках того периода.

О XIII веке имеется уже больше сведений. В источниках поминается, что в 1237 году евреи жили в польском городе Плоцке. И хотя Калишский статут Болеслава датирован 1264 годом, первое фактическое свидетельство того, что в Калише жили евреи, относится лишь к 1283 году. В 1304 году отмечено существование в Кракове Еврейской улицы. К 1350 году имеются сообщения о как минимум 16 организованных еврейских общинах в 75 польских городах, хотя как и откуда они там появились, можно только догадываться[81].

Судя по тому, что известно о путешествиях во времена раннего Средневековья, можно представить себе, что странствующие группы передвигались в крытых фургонах, запряженных, вероятно, чаще мулами, чем лошадьми, и достаточно просторных, чтобы вместить все скромные пожитки, имевшиеся у живших простой жизнью семей. (Я помню, что, когда в 1939 году мы бежали из Австрии, все, что нам нехотя позволили взять с собой, уместилось в два обычных дорожных сундука – один для вещей отца, другой для матери и моих.) Иллюстрации более позднего времени (современных не сохранилось) показывают прокладывающих путь двух предводителей, восседающих, подобно индийским раджам, в плетеных корзинах на спине одного мула, затем – идущего следом слугу, острой палкой подгоняющего мулов по колеям каменистой дороги.

На большой дороге было настолько опасно, что «Сефер хасидим», религиозный текст XII века, позволял еврейским мужчинам обычно немыслимые действия – одеваться как христианские священники, потому что считалось, что грабители вряд ли нападут на служителей Церкви. Женщинам в дороге разрешалось носить мечи, одеваться как мужчины и надевать фальшивые бороды, сплетенные из человеческих волос, тем самым нарушая законы природы, что в других случаях рассматривалось раввинами как позорное поведение и каралось изгнанием из общины, если не хуже[82]. Проезжая от поселения к поселению по ночам, они спали в фургонах на соломенных матрасах, под которыми часто лежали ножи и даже мечи – для защиты не от людей, но от демонов, как рекомендуется в Талмуде (трактат «Бава батра», 10а). Хозяева и слуги поочередно стояли на страже, расположив фургоны у огня для тепла и защиты. По субботам и праздникам экспедиция становилась лагерем: хранение святости субботы путем прекращения работы и путешествия было заповедью, соблюдавшейся хотя бы на словах всеми, кто называл себя евреем, хотя в остальном они могли не соблюдать ничего.

Достать кошерную пищу не было большой трудностью, учитывая обычный средневековый рацион. Зерно, бобы и овощи как основные продукты, возможно, немного молока, кусочек сыра или несколько яиц – все это можно было купить, а скорее обменять у крестьян по дороге. Простые люди в Средние века ели очень мало мяса – даже самые обеспеченные позволяли себе это только по субботам и праздникам. Чтобы отпраздновать случившиеся в дороге бракосочетание, рождение или обрезание ребенка, покупали живой скот, который забивал глава семьи в соответствии с религиозными предписаниями – вплоть до XIII века, когда ритуальный забой скота по решению раввинского съезда, собравшегося в Германии около 1200 года, стал делом профессионалов. В деревнях и городах странствующие евреи чаще всего останавливались и кормились (иногда за небольшую плату, но часто безвозмездно) в домах единоверцев, где им непременно предоставляли еду и чистую постель. В отличие от пионеров-христиан мигранты-евреи часто должны были находить подходящий временный приют вне больших городов, в деревнях и поселочках, где жили их единоверцы – либо переселенцы более раннего времени, либо славяне-иудеи.

Пионеры не бросались слепо в полную неизвестность. На деле они следовали проторенными к 1000 году коммерческими путями. Одна дорога вела из немецкого Магдебурга через Розен и Калиш, а другая из Регенсбурга через богемские Прагу и Брюнн и польский Краков. Они соединялись в Червоной Руси, в Пшемысле, и направлялись далее во Львов, а потом снова разделялись, одна ветвь протягивалась на северо-восток к Киеву, а другая на юго-восток на Винницу и в украинские степи. На протяжении столетий по этим дорогам ездили еврейские торговцы-рахдониты (их название происходит от персидского слова, означающего обмен), о которых в IX веке писал Ибн Хордадбех, начальник почты багдадского халифа:

Эти купцы говорят по-арабски, по-персидски, на языках Римской империи, франкском, испанском и славянском. Они путешетвуют с запада на восток, иногда по суше, иногда по морю. С запада они везут евнухов, рабов женского и мужского пола, шелковые ткани, разные меха и мечи. <…> На обратном пути <…> они везут мускус, алоэ, камфару, корицу и другие товары стран Востока[83].

Их потомки, работорговцы-евреи, называвшиеся олхей Русия («путешественники на Русь»), усердно занимались торговлей – на наш взгляд неприятной, но тогда принимавшейся как данность и Церковью, и Синагогой, – через славянские земли. До наших цивилизованных времен дошли истории о свободе и возможностях, существовавших в неразвитом славянском мире, о шансах нажить состояние при помощи ремесел, неизвестных крестьянам диких мест, не говоря уже о возможностях развития оптовой торговли и торговых сетей между городами и их аграрными пригородами.

Массовая перевозка товаров через сельскую местность в период раннего Средневековья была очень опасной. Правящие классы, как это вскоре обнаружили поселенцы, могли производить большое количество избыточной продукции, но не имели возможностей доставлять ее на рынок или обменивать на другие товары. Во времена, когда урожаи были нестабильны и подвержены капризам погоды, избыток и недостаток шли рука об руку. Например, в Нормандии за 1180 год цена на пшеницу упала до 1 ливра в Норранкуре, где рынок был перенасыщен, тогда как всего в нескольких милях оттуда, в Мортене, был неурожай и стоимость пшеницы составила 10 ливров, а на соседнем полуострове Котантен, жители которого голодали, доходила до 16 ливров[84]. Это касалось даже развитых западных королевств, где сохранились мощеные римские дороги, но в большей мере– диких и бездорожных восточных территорий, где огромные просторы невозделанной земли отчаянно нуждались в капиталовложениях.