— Тут мое место, — коротко возразил он.

Пришлось Спиридону покинуть Пречистинскую башню одному.

По двору перед собором стелился густой дым — этот чад шел от горящих в подземелье деревянных дверей. Поняв, что огонь скоро уничтожит преграды, защищавшие выходы из подземных ходов на поверхность, ратники принялись закладывать проходы деревянной утварью, какая была под рукой — столами, скамьями, стульями, заполняя бреши между ними дровами. Так, то крайней мере, огонь не потухнет и, тем самым, не даст бунтовщикам пройти по подземным ходам без страха угореть в дыму.

Ополчившиеся супротив Александра и архиепископа новугородцы уже проворно взбирались по лестницам и веревкам на стену детинца. Первые, кто вскарабкался наверх, были сброшены дружинниками вниз, но за ними поднимались все новые и новые бунтовщики. Александр вытащил из ножен меч и выжидающе глянул на своего воспитателя.

— Еще не твое время. Жди! — наставительно произнес Мусуд.

И только когда враги в большом числе смогли проникнуть на стены, ввязавшись с княжьими ратниками в яростную сечу, он сказал:

— В драке держись подле меня! Я прикрою.

Александр, как и подобает добросовестному ученику, старался соблюдать данный кормильцем наказ — он держался рядом с Мусудом, принимая на себя лишь те удары, что не успевали отразить кормилец и княжеские телохранители. Однако разум Александра все сильнее и сильнее горячился от запаха пролитой крови и жара сечи — и он, сам того не замечая, начинал рваться вперед, желая получить больше свободы и сразиться с бОльшим числом врагов. Мусуду приходилось то и дело хватать его и силой оттаскивать назад, за свою спину.

— Не лезь на рожон, Олекса! — прикрикивал он на княжича.

Несмотря на отчаянную самонадеянность новугородцев, штурмовавших стены детинца во многом числе, княжеским ратникам и прочим защитникам крепости удалось отбить атаку — отбросив бунтовщиков назад, прочь со стен и башен детинца. Александр, переводя дух и чувствуя, как капли пота стекают по его шее и спине, с высоты башни наблюдал за отступлением противников. Мятежные новугородцы отошли за волховский мост на торговую сторону города, но и не думали расходиться — как видно, решили дать себе передышку перед следующей атакой.

Княжич посмотрел на восток — там уже занималась заря.

— Надолго ли они отступили? — задумчиво произнес он.

— Неважно, какой будет передышка, думай о том, чтобы сил набраться, — заметил Мусуд. — Отдохни, Олекса! Иначе в следующей схватке сплохуешь от усталости.

Кормилец и тут был прав! Александр чувствовал себя уставшим. Однако с башни он уйти не захотел, а просто сел на лавку и, приняв из рук церковного служки кусок хлеба и кувшин с водой, принялся сосредоточенно есть. Он держался как настоящий воин, привыкший безропотно сносить тяготы ратного ремесла и довольствоваться малыми удобствами, чем вызвал одобрительную улыбку у Мусуда. Татарин был несказанно горд за своего питомца! И хоть пришлось ему, Мусуду, этой ночью пережить немало тревог за Александра — однако ж тревоги те стоили этой гордости!

Когда солнечные лучи пролились на многострадальный Новугород, стало понятно — мятежники, отдохнув малость, собираются снова идти на приступ детинца. Толпа простолюдинов перестраивалась под руководством Микиты Питриловича, который размахивал руками, отдавая приказы. Александр видел, как к мосту подвезли несколько пороков[10], вызволенных из хранилищ Новугорода, где те хранились на случай военных походов новугородцев. На пороки эти новугородцы стали крепить запалы — большие глиняные сосуды, наполненные маслом, щепами и тряпьем. Стоило запалить такой сосуд и пульнуть ими в сторону деревянных укреплений — как те займутся огнем, едва глиняные стенки сосуда расколются от удара.

— Видно, они совсем в безумство впали, раз не боятся запалить детинец! Как не понимают они, что зерно может погибнуть в пожаре! — пробормотал Мусуд и крикнул, обращаясь к защитникам детинца: — Все в боевой порядок!

Но не успели новугородцы поджечь запалы на пороках, как произошло то, чего так ждал Александр:

— Вижу княжескую дружину! Князь Ярослав идёт! — закричал дозорный.

Действительно, по речному берегу скакал во весь опор передовой княжеский отряд, над которым развевался стяг Ярослава Всеволодовича. Удалые переяславские воины что есть духу мчались к великому новугородскому мосту — держа наготове копья и мечи — и готовясь смять взбунтовавшихся простолюдинов копытами своих разгоряченных коней.

— Поменять строй! Надо сдержать их! — поборов смятение в душе, возникшее при виде ярославовой конницы, завопил Микита Питрилович.

Но бунтовщики, едва завидели приближающихся конных воинов, в большинстве своем перетрусили и стали, побросав мечи и щиты, разбегаться кто-куда. Осознали они, что, раз появился у детинца передовой отряд, то означает это только одно — грозная дружина Ярослава Всеволодовича уже на подступах к Новугороду. А коли так — утопит мятежников в крови лютый князь! Как пить дать, полетят головушки тех, кто осмелился возроптать против княжича Александра! И побежали мятежники прочь, надеясь скрыться от карающей княжеской руки и сберечь жизни свои.

Тех немногих бунтовщиков, кто, полагаясь на свою удаль и отчаяние, осмелился дать отпор передовому отряду — княжеские дружинники перерезали и затоптали копытами в считанные мгновения. Александр с триумфом наблюдал, как отцовские ратники рассеивают и добивают остатки восставших новугородцев. И когда на берегу и мосту остались лежать лишь мертвые тела мятежников, княжич приказал открыть Пречистинские ворота.

— Княже Александр Ярославич! Андрей Ярославич! — громогласно вскричал Торопка Меньшой, влетая на горячем коне в детинец. — Где они? Живы ли? Целы?..

Александр, стремительно сбежав с башни вниз, оказался перед его глазами.

— Торопка! Ты ли это? — проговорил он радостно. — А где же отец?

— Скоро прибудет! — гридник соскочил с коня и подбежал к нему, с тревогой выискивая взглядом младшего княжича: — Где княже Андрей? Все ли с ним ладно?

— В безопасности он, — успокоил Александр его.

Тогда гридник шумно выдохнул воздух и с облегчением перекрестился:

— Значит, подоспели мы вовремя! Хвала господу! Хвала!..

Как и сказал Торопка Меньшой, вскорости показалась на горизонте темная рать, заполнившая собою всю округу — то подходила к Новугороду дружина князя Ярослава. Стих Новугород тотчас, опустели его улицы. Потерявшая боевой запал чернь и струхнувшие бояре попрятались кто-куда и принялись возносить молитвы Спасителю, моля его защитить их от неумолимого гнева переяславского князя.

Во главе своей дружины, облаченный в сверкающие на солнце латы, скакал князь Ярослав.

— Благодарю тебя, владыка, что не отступился от меня и сына моего! — проговорил Ярослав, обращаясь к архиепископу Спиридону. — Теперь я в долгу у тебя буду!

Церковник ответил князю с кроткостью, приличествующей его сану:

— На стороне правды я стоял и буду стоять! А правда эта в том, что ты — наше единственное спасение.

Довольный его