потребуется нам дополнительная охрана, чтобы отбить у черни охоту покушаться на неприкосновенное зерно, — после этих слов Степан Твердиславович повернулся к княжичу.

— Две сотни дружинников будет денно и нощно нести службу в стенах детинца, — пообещал Александр. — А если потребуется, то вся моя дружина встанет за защиту запасов для сева.

— Что дальше, Степан Твердиславович? Как быть народу сейчас? — взял речь владыка Спиридон. — Множество люда ночью этой лишилось не только домов своих, но и запасов жита. До урожая еще далеко, а голод начнется уже не сегодня-завтра! А где голод, сам знаешь, там и мятеж.

— Придется открыть запасники, приготовленные на случай осады, — вздохнул посадник тогда. — Но хватит их ненадолго, ведь и они тоже погорели в пожаре!

Бояре в думной горнице принялись охать и досадливо кряхтеть.

— Кончился Великий Новугород! Вот и конец…

— За что же бог так прогневался на земли эти? Когда же закончатся кары небесные?!

— Как же быть нам, бедовым?..

— Попытаться надо продержаться с теми запасами, что имеем, — хмуро заключил архиепископ. — Но если вдруг не продержимся, слышал я от бояр этим утром, что есть у них какой-то спасительный план. Кто из вас, — Спиридон пошарил взором по сидящим вдоль стен боярам, — говорил о сём? Пусть встанет и поведает нам, что это за план такой!

Княжич, посадник и тысяцкий вопросительно посмотрели на бояр. Помявшись немного под их взглядами, поднялся среди них один невысокий и пузатый господин, который совсем не отощал за три года неурожая и голода, что терзали Новугородскую Вольницу. С важностью заложив руки за богато расшитый пояс, охватывающий его выпуклый живот, боярин стал держать речь:

— Да план-то не шибко сложный! Покумекали мы, господа софийской стороны, меж собой, — он оглянулся на прочих бояр, как бы ища у них молчаливой поддержки, — и порешили так: нужно нам спасать народ новугородский! И ради такого богоугодного дела закупить на свои гривны жита в псковщине. Псков ближе всего к Новугороду и обилен запасами! Общими боярскими силами спасем мы простой люд от голода этой весной! Дотянем как-нибудь до урожая!

Владыка Спиридон, выслушав его, не преминул заметить:

— Прав ты, то дело богоугодное. Только не обессудь, боярин, за вопрос: неужто господа новугородские согласны расстаться с гривнами безвозмездно?

— Конечно, хотелось бы получить благодарность нам за рвение наше! — быстро отозвался тот.

— И какую же благодарность ждете? — продолжал вопрошать владыка.

Боярин откашлялся, собираясь с духом, а потом решительно выдал:

— От народа новугородского мы ничего не ждем, а вот от князя, — и тут он глянул на внимательно слушавшего его Александра, — хотели бы получить благодарность. Да не абы какую, а весомую!

Теперь все глаза в думной горнице оказались устремлены на княжича.

— Как тебя величать, боярин? — спросил Александр.

— Гюрята Савович, княже! — поклонился тот ему.

— И о какой же благодарности ты толкуешь, Гюрята Савович?

— Ты наместник отца своего, пресветлого князя Ярослава! Батюшка твой благословил тебя на княжение в Новугороде, княже Александр! И, раз уж ты наделен всей полнотою княжеской власти, то можешь приказы издавать. А условий у нас всего-то два, княже! Первое: издай указ, освобождающий бояр софийской стороны от уплаты мыта[9], что взымает твой отец в свою пользу. Освободи нас от налога на пять лет, княже!

Александр, помолчав немного, поинтересовался:

— А что второе?

— Знаешь же ты, княже, что связан Новугород с Псковом не только военными делами, но и торговыми! А псковкие бояре зело недовольны твоим визитом в их вотчину, да требованиями, которыми ты их обременил. Жалобятся они беспрестанно: мол, какого ж князя вы посадили на новугородский столец, что он нам мирно жить да торговать мешает! Сами, говорят, разберемся и соседями латинскими и с острогами своими, пусть к нам не лезет более! Грозятся бояре псковские, что замнут они торговлю с Новугородом и будут торговать только с латинянами. А нам то надобно, а? Что же, мы убытки терпеть будем?.. Потому второе наше условие таково: выпиши грамоту для псковского посадника, в которой ты поклянешься княжеским словом, что впредь новугородский князь не станет вмешиваться в псковские дела и оставит военные вопросы на попечение тамошнего посадника! Ежели согласишься с условиями нашими, тогда мы, — в который раз Гюрята Савович оглянулся на своих собратьев-бояр, — не пожалеем гривен на закуп жита для Новугорода!

Все мужи, собравшиеся в думной горнице, затаили дыхание, ожидая ответа Александра.

Мусуд, безмолвно застывший за креслом княжича, ведал, о чем думает в этот миг его подопечный! Бояре предлагали княжичу выбрать между спасением от голода народа новугородского и благосклонностью отца его, князя Ярослава.

И Александр и Мусуд совершенно точно знали: даже если наместник князя пойдет на поводу у бояр и издаст нужные им указы — то Ярослав, вернувшись из военного похода, немедленно отнимет дарованные боярству привилегии. Ибо князь Ярослав скорее заморит голодом всю Новугородскую Вольницу, чем откажется от налога в свою пользу, не говоря уже о том, чтобы расширить вольности псковских бояр! Но чего будет стоит Александру такая, пусть и краткая, но уступка боярству?..

«Олекса мог бы схитрить сейчас и пообещать боярам то, что они так хотят! Обманом выгадать время до возращения князя Ярослава. Все равно соблюдать эти указы Ярослав ни за что не станет, — размышлял татарин. — Но пойти на сделку с боярами — значит для Александра навлечь на себя осуждение отца! Уступки боярству почтет Ярослав за слабость, которую Александр проявил как наместник своего отца. А там, где проявлена слабость — там уже не будет прежнего доверия…»

Архиепископ Спиридон, тяжко вздохнув, решился обратиться к княжичу:

— Так что же ты ответишь боярам, пресветлый князь?

Александр, с достоинством поглядев сначала на него, а потом на всех остальных в горнице, промолвил:

— Отвечу, что не пойду ни на какие уступки боярам и никаких указов издавать не стану. Никто не будет указывать князю, как ему дела вести! А если кто попробует давить на меня и смутьянствовать, — княжич прожег потемневшим взглядом Гюряту Савича, — тот сразу же окажется повешенным на детинце.

Тот невольно подался назад, словно увидел перед собой самого князя Ярослава.

«Выбирая между народом и отцом — Олекса выбрал отца, — подумал Мусуд, сопереживая княжичу и догадываясь, каких душевных усилий это решение тому стоило. — Предпочел сохранить верность Ярославу и пожертвовать страдальцами, лишившимися крова и запасов жита!»

— Не слишком ли горячишься ты, княже? — произнес с явным разочарованием посадник. — Сам видишь, какая беда свалилась на Новугород! Неужто нельзя никак смягчить удар, который понес народ?

— Ты плохо слышал меня, Степан Твердиславович? — холодно осведомился Александр.

Пришлось