Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, так подайте винегрет из селедки с мясом, да побольше.
– И винегрет весь вышел, молодой господин.
– Тогда яиц, да поживее!
– Зимние яйца очень плохая еда, – ответил хозяин гостиницы, сложив губы трубочкой и подняв брови.
– И яиц нет? В таком случае дайте икры.
Голландец поднял пухлые руки к небу:
– Икры? Да ведь она на вес золота! Кто же тут продает икру?
Питер не раз ел икру дома. Он знал, что ее добывают из осетра и других крупных рыб, но не имел понятия о том, сколько она стоит.
– Ну, хозяин, что же у вас тогда есть?
– Что у меня есть? Всё. Ржаной хлеб, кислая капуста, картофельный салат и самые жирные селедки в Лейдене.
– Что скажете, ребята? – спросил капитан. – Подойдет?
– Да! – заорали изголодавшиеся юнцы. – Только поскорее!
Мейнхеер Клееф двигался как во сне, но вскоре широко раскрыл глаза, увидев, с какой чудодейственной быстротой исчезают его селедки. Затем появились или, точнее, исчезли картофельный салат, ржаной хлеб и кофе; за ними последовали утрехтская вода, смешанная с апельсиновым соком, и, наконец, ломтики сухой имбирной коврижки. Этот последний деликатес не входил в состав обычного меню, но мейнхеер Клееф, доведенный до крайности, торжественно извлек его из своих личных запасов и только тупо моргнул глазами, когда прожорливые юные путешественники встали, заявляя, что теперь наелись.
«Наелись… надо думать!» – воскликнул про себя хозяин, но его гладкое лицо ничего не выразило.
Тихонько потирая руки, он спросил:
– Вашим благородиям потребуются постели?
– «Вашим благородиям потребуются постели»! – передразнил его Карл. – Что вы хотите этим сказать? Разве у нас сонный вид?
– Вовсе нет, сударь, но я приказал бы проветрить и согреть их. В «Красном льве» никто не спит под сырыми простынями.
– А, понимаю… Мы сюда вернемся ночевать, да, капитан?
Питер привык к более удобным помещениям, но сейчас все ему казалось приятным.
– Почему же нет? – ответил он. – Здесь мы будем прекрасно питаться.
– Ваше благородие изволит говорить истинную правду, – проговорил хозяин с величайшей почтительностью.
– Как приятно, когда тебя называют «ваше благородие»! – со смехом сказал Людвиг Ламберту.
А Питер ответил:
– Ну что ж, хозяин, приготовьте для нас комнаты к девяти.
– У меня прекрасная комната с тремя кроватями, и на них поместятся все ваши благородия, – вкрадчиво проговорил мейнхеер Клееф.
– Ладно.
– Фью! – свистнул Карл, когда они вышли на улицу.
Людвиг вздрогнул:
– Чего это ты?
– Ничего… только мейнхеер Клееф, хозяин «Красного льва», и не подозревает, какой сумбур мы устроим в этой самой комнате нынче вечером. То-то полетят у нас и подушки, и валики!
– Смирно! – крикнул капитан. – Вот что, ребята, я до вечера должен отыскать знаменитого доктора Букмана. Если он в Лейдене, найти его будет нетрудно, так как он всегда останавливается в гостинице «Золотой орел»… Удивляюсь, почему вы все сразу же не улеглись спать! Но раз уж вы не спите, то как скажете – не пойти ли вам с Беном в музей или в Стадхейс?
– Согласны, – сказали Людвиг и Ламберт.
А Якоб предпочел пойти вместе с Питером.
Тщетно уговаривал его Бен остаться в гостинице и отдохнуть. Якоб заявил, что чувствует себя чудесно и непременно хочет посмотреть город, так как это его «первый приезд в Лейден», добавил он по-английски.
– Это ему не повредит, – сказал Ламберт. – Какой нынче был длинный день… и как замечательно мы покатались! Даже не верится, что мы вышли из Брука только сегодня утром.
Якоб зевнул.
– Мне было очень приятно, – сказал он, – только вот кажется, будто мы отправились в путь неделю назад.
Карл рассмеялся и пробормотал что-то насчет того, что Якоб засыпал раз двадцать.
– Ну вот мы и на углу. Не забудьте: мы все встречаемся в «Красном льве» в восемь часов, – сказал капитан, уходя вместе с Якобом.
Мальчики обрадовались, когда, вернувшись в «Красный лев», увидели ярко пылающий огонь, зажженный к их приходу. Карл и его спутники явились первыми. Вскоре после них пришли Питер и Якоб. Они не смогли найти доктора Букмана. Им только удалось узнать наверное, что сегодня утром доктора видели в Хаарлеме.
– В Лейдене его нет, – сказал Питеру хозяин «Золотого орла». – Ведь он всегда останавливается здесь, когда приезжает в город. Если бы он приехал, целая толпа сейчас стояла бы у моих дверей, ожидая от него совета. Да! У нас дураков хватает!
– Говорят, Букман замечательный хирург, – сказал Питер.
– Да, лучший в Голландии. Ну и что же? Забивать глотки пилюлями да полосовать ножом – на это он мастер, но и грубить тоже умеет. Сущий медведь! Не далее как в прошлом месяце он на этом самом месте обозвал меня свиньей перед тремя посетителями!
– Не может быть! – воскликнул Питер, притворяясь изумленным и негодующим.
– Да, молодой господин… свиньей, – повторил хозяин гостиницы, с обиженным видом пыхтя трубкой. – Правда, он платит мне хорошие деньги, да и посетителей в мое заведение привлекает. А не будь этого, я предпочел бы видеть его во Влейтском канале, чем пускать к себе в гостиницу.
Тут хозяин, быть может, почувствовал, что слишком откровенно разболтался с неизвестным ему юношей, а может быть, заметил улыбку, мелькнувшую на губах Питера. Так или иначе, он резко переменил тон:
– Ну, что вам еще нужно?.. Ужин? Постели?
– Нет, мейнхеер, я только разыскиваю доктора Букмана.
– Так ступайте и поищите его еще. В Лейдене его нет.
Но отделаться от Питера было не так легко. Выслушав еще несколько грубостей, он все-таки добился позволения оставить записку на имя знаменитого врача или, точнее, купил у «любезного» хозяина позволение написать ее здесь, а также обещание передать ее доктору Букману, как только он приедет. Затем Питер и Якоб вернулись в «Красный лев».
Гостиница помещалась в некогда превосходном доме, где жил один богатый горожанин, но когда дом обветшал и стал разрушаться, он начал переходить из рук в руки, и наконец его купил мейнхеер Клееф. Глядя на грязные стены в трещинах, мейнхеер Клееф любил повторять: «Подправить бы его да покрасить – и во всем Лейдене не найдется такого красивого дома». В доме было шесть этажей. Первые три были равны по площади, но различной высоты. Остальные представляли собой трехэтажный чердак, расположенный под огромной высокой крышей. Этажи были один меньше другого и суживались кверху, как двусторонняя лестница-стремянка, так что у верхнего этажа потолок был двускатный.