– У вас в городе есть люди, и у них находится контейнер, который им надо доставить в место назначения. Что в контейнере, я не знаю, но его охраняют трое человек: одна баба и два мужика. По ходу, вояки, и неплохие.

– Почему так решил?

– Видел их в деле.

Змей в двух словах рассказал авторитету, что произошло в недостроенном доме, где он прятался и где подслушал разговор.

– Мне надо подумать. – Авторитет отложил в сторону мундштук кальяна. – Сейчас тебя отведут туда, где ты сможешь поесть и привести себя в порядок, а когда я приму решение, мы продолжим разговор.

В следующую минуту рядом со Змеем появился охранник и взял его за локоть:

– Пойдем, я провожу.

Думал Алдан недолго. Змей только и успел, что принять душ и переодеться в чистую одежду, которая была ему немного великовата. Вернулся охранник и сказал, что авторитет хочет его видеть.

– Ты узна€ешь их в лицо? – было первое, что спросил авторитет.

– Узна€ю, – уверенно ответил Змей, хотя и не был уверен, что узнает людей, которых видел всего один раз, да и то в темноте. Но другого выхода у него не было.

– Поедешь с моими ребятами, покатаетесь по городу. Твое дело – просто найти людей с контейнером, остальное сделают другие. Если все пройдет удачно, у тебя будут и документы, и деньги на первое время, – пообещал авторитет. – А сейчас иди. Не будем терять времени.

В коридоре Змея уже ждали трое парней. Когда они вышли на улицу, беглый уголовник увидел перед рестораном две новенькие иномарки, в одну из которых ему предложили сесть.

Змей не знал, что полчаса назад решилась его судьба. Авторитет Алдан разговаривал с главным своим советником – отцом.

– Что думаешь насчет услышанного? Стоит заняться этим делом или нет?

– Дело, конечно же, очень щекотливое, сынок. За этим контейнером стоят спецслужбы, а тягаться с ними, сам понимаешь, себе дороже, – начал пожилой мужчина с перевязанной головой. – Но то, что рассказал твой гость, наводит меня на мысль, что у них что-то пошло не так, раз они прятались в том доме, о котором он рассказал тебе. Безусловно, в контейнере есть нечто секретное, а значит, и стоит он очень много. Надо сделать так. Пусть твои парни возьмут этого… как его… Удава?

– Змея, – поправил отца авторитет.

– Точно. Змея. Так вот, пусть они с ним покатаются по городу, и если им удастся обнаружить этих людей и завладеть контейнером, нам останется лишь избавиться от свидетелей, – закончил отец авторитета.

– Я тебя понял, отец.

– Пусть больше шерстят по окраинам. Навряд ли спецы захотят сунуться в центр – даже ночью там сейчас неспокойно, – посоветовал напоследок мужчина с перевязанной головой.

* * *

Спецназовцы молнией пересекли трассу и вот уже полчаса мчались по темным улицам города, стараясь избегать освещенных мест.

– Нужно передохнуть, а то в таком темпе мы долго не продержимся, – предложил Федор.

– Согласен. И воды не мешало бы раздобыть, – согласился с ним Роман.

Лана молча остановилась, восстанавливая прерывистое дыхание.

– Похоже, у вас в конторе нечасто проводят подобные марш-броски? – срывающимся голосом спросил Федор у девушки.

– Нечасто, нечасто, – отмахнулась Лана, тяжело дыша.

Неожиданно впереди раздался душераздирающий женский плач. Спецназовцы остановились как по команде.

– Я пойду посмотрю, что там, – сказал ротный, но Лана покачала головой:

– Некогда нам сейчас. И так уже время порядком потеряли.

– Я просто посмотрю, и все, – оборвал он ее. – Через минуту вернусь.

Пройдя за угол, Никонов увидел, что в одном из частных домов ярко освещен двор и посредине стоит гроб. Вокруг сидели несколько женщин и оплакивали усопшего. Роман остановился. Все стало ясно. Этот дом был одним из тех, куда с началом столкновений пришла смерть. А терять близких людей в мирное время вдвойне тяжелей, чем в военное. Ротный смотрел на убитую горем женщину, и у него перед глазами пролетели воспоминания о том времени, когда однажды ему самому пришлось выступать в роли вестника смерти…

В маленькое село Сергеевское, что под Псковщиной, ротный привез гроб с телом одного из своих бойцов. Машина остановилась возле дома, вокруг которого цвели каштаны. Ее тут же обступили люди и молча смотрели, как прапорщики из местного военкомата снимали с кузова цинковый гроб.

– Вот она, Чечня проклятая, каким боком нашему народу вылазиет…

– Перебьют, сволочи, всех наших детей.

Голоса из толпы раздавались все увереннее:

– Чужих под пули, а своих в богатые колледжи поустроили, да по заграницам развезли, чтобы на смерть не посылать!

Чем ближе ротный и прапорщики подходили к дому, тем громче и отчетливее слышался ропот толпы:

– Месяц назад двоих из соседнего села убило, а теперь вот и до нас докатилось. Когда же это все кончится?!

– Единственного сына…

– Каково теперь матери будет?

Никонов шел первым и смотрел только вперед. Ему не хотелось встречаться глазами с этими людьми, которые, конечно же, по-своему были правы. Эта никому не нужная война уносила жизни молодых людей. И как можно объяснить этим людям, что за целый год войны его рота потеряла только троих бойцов, тогда как в других подразделениях потери исчислялись десятками? Как объяснишь, что их молодой односельчанин, опытный спецназовец, был убит одним из чеченских фанатиков, который, выскочив из дома, рванул чеку гранаты?

Но сейчас ротный готов был оказаться на его месте, лишь бы только не слышать этих слов.

Когда подошли к крыльцу, входная дверь распахнулась с такой силой, что из окна выскочило стекло.

– Афанасий вышел.

– И сердитый какой! Что же теперь будет? – пронеслось по толпе.

На крыльце перед ротным стоял седовласый старик под два метра ростом. В нем чувствовалась сила и энергия молодого мужчины. Ротный еще никогда не видел таких стариков. Казалось, будто бы он появился из глубины веков. Такими в старину были викинги или русские богатыри. В руках он держал ружье. Ротный хотел посмотреть ему в глаза, но старик был слеп. Зрачки его неподвижных глаз были заведены под веки. Этот взгляд слепого заставил ротного отвести глаза в сторону. Он не в силах был больше смотреть, как лихорадочно вращаются под седыми бровями густо пронизанные красными прожилками белки старика.

– Кто из вас командир моего Лешки? Кто?! – заревел старик и затряс оружием с такой силой, что казалось, в его руке находится не тяжелое ружье, а обычная палка.

Собравшаяся толпа замерла. Но Никонов знал, что толпа не сочувствует ему, как и тогда, когда снимали гроб с машины. Тогда никто не бросился помогать, как будто бы еще не верили до конца в то, что в гробу лежит их сельчанин Лешка Смирнов. Толпа ждала, что будет дальше, и ротный это чувствовал. Он умел угадывать характер толпы, ее настроение. И он понял, что жалеть его не будут. Если этот здоровенный родственник застрелит его прямо сейчас, люди будут удовлетворены. Роман понимал, что именно он, командир двенадцатой роты – той самой, которая за прошедшие двенадцать с половиной месяцев не вылезала из зоны почти не прекращающихся боев и обстрелов, вечных зачисток и поисков главарей боевиков, которого любили его подчиненные и побаивались некоторые офицеры; он был сейчас для односельчан своего бойца причиной и средоточием зла, несправедливости и всей той мерзости, которая вот уже несколько лет оплетала страну своей вязкой паутиной и от которой не было спасения. Не президент, не министр обороны, не командующий группой войск, отправляющий целые батальоны на верную смерть, – а он, капитан Никонов.