право верить в то, во что хочет. Может, поэтому я и восприняла все «фокусы» Рамзина относительно спокойно и не впала в истерику припадочную? Потому что с детства слышала, что нечто непознанное всегда может оказаться прямо за дверью. Хотя в моем случае о двери-то между мной и этим «нечтом» речи и не идёт.

Подул сильный ветер, и небо моментально затянуло тучами. Дождь хлынул сразу буквально стеной, и я вымокла до трусов, даже не успев добраться до ворот кладбища. В автобус я села уже такой мокрой, что с меня текло. Другие пассажиры постарались отстраниться от меня подальше, создавая столь привычную мне зону отчуждения.

Всегда, когда я навещала маму, я забегала и к бабе Нине, что в свое время приглядывала за мной и стала мне почти родной. Конечно, она сейчас, наверное, сердечный приступ получит, если я заявлюсь вся грязная и мокрая, но куда еще податься? В гостиницу меня такую красивую хрен заселят. По крайней мере обсохну, согреюсь, а там посмотрим, что делать. Когда входила в подъезд старой трехэтажки, которую по сей день про себя называю своим домом, у меня уже зуб на зуб не попадал. На щербатых ступеньках спотыкалась через раз, потому что трясло не по-детски. Позвонила в дверь несколько раз, так как баба Нина стала плохо слышать. За дверью через время возня, и я уже приготовилась оправдываться за свой внешний вид и вполне была готова схлопотать подзатыльник. Дверь распахнулась, и на пороге образовался высокий худощавый парень в одних домашних спортивных штанах темно-серого цвета. Вид у него был заспанный, помятый, на голове нечто невообразимое, так как волосы у него были довольно длинные, светлые, а кончики прядей окрашены в ярко красный цвет. Он удивленно щурился на меня глазами-щелками, которые явно указывали на то, что вчера было хорошо.

17

— Ну, как бы доброе утро, — прерывисто от дрожи сказала я.

Парень моргнул еще пару раз, и сделал гримасу отражающую скорее всего титаническую работу мысли. Но потом, видимо, смирился с тем, что его мозг пока отказывается сотрудничать и просто прислонился к стене, освобождая мне вход.

— Заходи! — голосом Джигурды в момент обострения ангины просипел он.

— Да мне как бы бабу Нину увидеть, — решила для начала сообщить я.

— Бабу Нину? — парень соображал с полминуты, а потом, раскрыв пошире глаза, нахмурился и прошелся по мне уже внимательным взглядом.

— Ну да, конечно, — вздохнув, пробормотал он. — Мне же ни при каком раскладе не могло так повезти.

Меня трясло не на шутку и при всем моем уважении терпения следить за работой его мысли у меня уже не было.

— Так она дома? — резче спросила я.

— Нету! — голос парня стал раздраженным. — Не живет она тут больше. Дети к себе забрали!

И парень захлопнул перед моим носом дверь. Я осталась мокрая, замерзшая и продуваемая сквозняками на лестничной клетке.

— Поздравляю тебя, Яна. Полоса везения продолжается.

Делать нечего, придется идти и пытаться устраиваться в местную гостиницу, пока еще ноги могу передвигать. Я пошла вниз и буквально заставила себя покинуть хоть какое-никакое укрытие старого подъезда. Когда я уже почти дошла до выхода со двора, дверь подъезда с грохотом распахнулась, и на улицу вылетел тот самый помятый и взъерошенный парень.

— Эй! — завопил он. — Ты Яна?!

Я остановилась и кивнула.

— Блин, вернись, пожалуйста, а то я реально не в состоянии сейчас за тобой бегать! — почти жалобно попросил он, хватаясь за голову.

Я пожала плечами и пошла назад.

— Пойдем в квартиру! — схватил он меня за руку и передернулся. — Ты, млин, вся ледяная! Заболеешь ведь.

Он тащил меня обратно и бормотал.

— Ты прости меня. Бабка мне сто раз, когда уезжала, говорила, что ты можешь приехать. Но я ж не видел тебя никогда. Так что извини уж меня. Тем более я как-то не в форме был. Бли-и-ин, если ты заболеешь, и бабка узнает, то голову мне открутит, — довольно искренне сокрушался парень.

Когда мы вошли в квартиру, нам навстречу вышел еще один парень, который выглядел так же живописно, как и первый, только он был пониже ростом, и под глазом у него был свежий синяк. Повсюду стояли пустые банки и бутылки, и в квартире бабы Нины непривычно пахло сигаретами вместо валерьянки.

— Похоже, вечер у вас удался, — сказала я, оглядевшись.

— Ну, типа того, — ответил второй парень и глянул на первого. — Это кто? Я ее не помню.

— Суслик, отвали! Давай чай пей и вали домой! — буркнул на него первый.

— А, понятно, — и этот самый Суслик прошелся по мне пристальным взглядом. — Конечно, конечно. Если бы мне так обломилось, я бы тоже тебя пнул, Красный.

— Не болтай, чего не знаешь! — огрызнулся первый парень и повел меня дальше по коридору. — Бабка велела, если ты приедешь с ночевкой, тебя в закрытую комнату поселить.

Он нашарил в тумбе в коридоре ключ и отпер дверь. Эта комната всегда была заперта у бабы Нины, насколько я помню. И сейчас, войдя, я обомлела. Вся поверхность стен была завешана картинами моей мамы. Я замерла, шокировано моргая.

— Так понимаю, тебя тоже сюда не пускали, — сказал за моей спиной парень.

— Нет, — еле выдавила я, потому что горло перехватило.

Нашу с мамой квартиру отец продал, когда я была в школе, и я все это время думала, что мамины картины или выбросили или растащили. Но вот все они здесь. А те, что не поместились на стенах, стоят по углам. Почему баба Нина никогда не говорила мне, что сохранила все мамины работы?

— Тебе бы это… в ванную нужно. Помыться и согреться, — негромко сказал Красный.

— Угу.

— Я полотенца положу и, если не побрезгуешь, могу тебе свою футболку и штаны дать. Не новые, но чистые. Сам стирал.

— Спасибо, — организм напомнил о себе, и меня опять ощутимо тряхнуло, выводя из ступора.

В ванной я сидела долго, пока кожа не покраснела, и тепло не пробрало до самых костей. Когда вышла, Красный был в квартире уже один, и пахло чаем с травами так, как его обычно заваривала баба Нина.

— Садись. Буду чаем тебя поить, — парень выглядел уже заметно лучше и улыбался, сверкая на меня голубыми глазами.

Сейчас, когда лицо уже не было таким помятым и опухшим, сходство с бабой Ниной стало очевидным.

— Ты, может, скажешь, как тебя зовут? — спросила я. — А то как-то неудобно выходит.

— Неудобно на потолке спать. А меня Семен зовут, — оскалился парень.

На самом деле он был явно