нас барона, и защитить нас от этих лихих людей некому. А раньше был барон — и никто нас от него защитить не мог.

Все рассмеялись, я и в том числе. Только Джону слова Милены не показались смешными.

— И зерно с овощами, и ткани, да даже девок наших — все приворовывал. В холодные зимы под защитой барона не меньше людей погибло, чем при давешних разбойниках.

— Но ведь проверки из столицы… Как же так?

Милена улыбнулась Джону, словно неразумному дитя.

— Деньги все любят. Заплати достаточно, и в столице никто не узнает. Да и стоит ли трогать благородного господина, ради каких-то грязных крестьян? Разводить историю с судом, проверяющими — сколько денег из казны придется потратить? А ведь можно на них же купить новую гончую, или соболиных мех, или еще чего, что при дворе так ценно.

— Нет. Не правда, — возразил Джон. Но взгляд на Милену не поднял.

— Слышала я разговоры, что новый король плохой, и тиран, и братоубийца, и колдун, старый был и добрый, и истинно верующий, и о людях заботящийся. Только вот жизнь что при старом была тяжелой, что при новом. Мы, крестьяне, разницу и не заметили особо.

— Да как вы смеете! — Джон резко поднялся, и я вздрогнула от неожиданности. — Узурпатор Георг — чудовище!

— Наверняка, — легко согласилась Милена. — О нем много плохого говорят, уверена, что половина — правда. Но ни при короле Георге, ни при покойном короле Эдуарде, ни при грядущем короле, кем бы он ни был, жизнь крестьян простой не будет.

— Сядь, — вполголоса попросил Этьен, и протянул Джону вина. — Чего встал, как тополь в степи? С кем ты собрался спорить о королевской власти? Одежда этих людей до сих пор пахнет дымом от их сгоревших домов. Кому что хочешь доказывать? Такие, как они, верят только делам. И они будут благословлять нового короля, если тот сможет улучшить их жизнь хоть немного. Посмотри внимательно, Джон. На старосту, что едва ходит, но продолжает управлять делами деревни. На Милену, что спит меньше Марии, успевая и работать в поле, и организовывать детей в помощь Марии и Клеменс, и помогать старосте. Посмотри на свежие могилы на погосте. Увидь все это, спроси себя, что важно для этих людей и что для тебя?

Джон опрокинул в себя вино, и вытер рот.

— Извините. Братоубийство для меня — грех, о котором и слышать тяжело. Но мои горести не должны стать вашими.

Джон сел, а я во все глаза смотрела на него. Ари подошел, и неловко обнял Джона. Тот потрепал его по голове. Брат? Раньше Джон о нем не говорил. Давно ли это произошло? Сколько еще историй я не знала о Джоне, что так нежно смотрел на меня, утешая?

— Почему ты кричал, если нас это не касается? — нахмурился Пьер, забирая Ари за руку, заняв того новой порцией похлебки.

— Извини, — повторил Джон, протягивая руку и Пьеру, но тот отступил, не давая себя утешить.

— Ты как те разбойники. Нас их дело тоже не касалось — искали какого-то раненного в живот рыцаря. Ха! Можно подумать, в нашей деревни отродясь хоть один рыцарь забредал! А они не поверили. У нас только отец Ари на охоте поранился, лекарь еще в соседнюю деревню, что ближе к тракту, за травами ходил, с тамошними лекарем вдвоем кумекали, как лечить — а у него-то рана на животе совсем неглубокая была!

— Они не его искали, но все равно убили, — тихо заметил Ари.

Я оставила плошку с едой. Та была диво как хороша — я уж и не помнила, когда так сыто в последний раз ела. Но теперь и ложка в горло не лезла. Рядом со мной так же затих Джон. Только Этьен продолжал набивать себе желудок, обильно заливая все вином.

— Раненого мужчину? — спросила я.

Дети зло кивнули. Ари вновь заплакал, и Джон принялся вытирать его слезы.

— Да вы детей не слушайте, — вмешался староста. Его тихий голос был для меня, словно колокол. — Мало ли, что лихие люди придумают, чтоб свое зло оправдать.

— Верно, верно! — поддакивали остальные.

Этьен пнул мою ногу под столом. Наверное, хотел, чтоб я промолчала. Но перед моими глазами стояла моя деревня. Церквушка отца Госса, где он учил детей. Дом Вив, с ее вишневым садом и цветами у калитки. Наш с матушкой старый, но такой любимый дом. Стоило только представить все это сгоревшим, как слезы начинали душить. Милена говорит, у них нет господина, но послал бы барон де Плюсси своих рыцарей, чтобы защитить нас? Страх Вив при встрече с Джоном стал понятен. Откуда она знала, чем мы рискуем? Чем заставляем рисковать всю деревню? И почему решилась помогать, несмотря на это?

С трудом я подняла взгляд, чтобы посмотреть на жителей Криворечья. Я должна была узнать правду.

— Те разбойники…

— Думаете, они вернуться? — перебил меня Этьен.

Милена бросила взгляд на оставшихся жителей деревни, и покачала головой.

— Если они и впрямь кого-то искали, то не нашли. Если же просто ограбить да поубивать хотели — то грабить больше нечего. А вот ради убийства могут вернуться, это да. Тут у нас как раз самые беззащитные остались.

— Вы не пойдете в другую деревню? Где больше жителей, и есть частокол от лихих людей?

— Да как мы с родного места уйдем? Тут еще мои прадед с прабабкой похоронены, муж и дети. Так что пусть и меня похоронят тут.

Еще несколько раз хотела я перевести разговор на разбойников, но каждый раз Этьен меня перебивал. Джон оставшийся вечер молчал. От вина, тепла и сытной еды меня разморило. Перевалило за полночь, когда все стали расходиться. Проведав Клеменс, и убедившись, что помощь до утра ей не нужна, я подошла к нашему костру.

— Не поднимай эту тему, — предупредил Этьен.

— Как легко тебе даются слова и предупреждения! А что мне прикажешь делать?! И почему ты, Джон, молчишь?

Тот потянулся ко мне рукой, но я отпрянула. Джон тяжело выдохнул, но продолжал молчать. Этьен оглянулся по сторонам, но, никого не увидев, тихо продолжил.

— Чего ты от него хочешь? Извинений? За твое эгоистичное решение? Мария, ты сама захотела помочь ему. Теперь множество незнакомых тебе людей мертво. Связаны эти события или нет — научись уже нести ответственность за свои собственные действия!

Этьен меня будто по щеке ударил. В его словах все было правдой. Пройди я тогда мимо, Джон бы умер в том лесу. Преследовавшие его убедились бы в этом, и жители Криворечья