в дороге, но ваше общество друг друга явно тяготит. К чему же мучить себя? В столицу ведет не одна дорога.

Удивительно, но Этьен молчал. Я думала, он первый поддержит мою идею — ведь он то и дело задирал Джона, да и с нами он отправился, только потому, что впутался в мои проблемы. Если подумать, я даже не была уверена, что Этьен вовсе нужно в столицу, и тем более не знала, зачем.

— У нас только два коня, — указал Джон на очевидное.

— Я могу идти пешком. А на городском тракте телег полно, авось с кем-нибудь договориться и удастся.

— Опасно идти одной.

Правда. Лихие люди любому повстречаться могли. С мужчинами-то всяко путешествовать спокойнее, вот только:

— А в сами я в безопасности?

Джон отвел взгляд. Да, так я и думала.

— Доберемся до тракта, там и разойдемся. Чтобы ты не чувствовала, какими бы мерзавцами нас не считала — расходиться посреди леса — глупость. А ты ведь вовсе не глупая девушка, Мария.

Хотелось уйти прямо сейчас, чтобы не думать больше о деревни Пьера. Не видеть Джона и не задаваться тяжелыми вопросами и хоть чуточку умерить то давящее чувство вины, что теперь вызывал его здоровый вид. Но Этьен, как всегда, был прав. Упрямство — удел богатых либо глупых.

— Хорошо.

Солнце встало. Эта длинная ночь наконец-то закончилась.

Глава 7

Путь до тракта занял невыносимых три дня. Теперь мы останавливались лишь по мере необходимости. Никаких больше разговоров по душам у костра, никакого смеха и купания в озерах. Оно и к лучшему. Уж больно я к своим спутникам попривыкла. А ведь чем меньше человека знаешь, тем меньше в нем разочаровываешься.

Хотя с этим, я, пожалуй, опоздала.

Стоило только тракту показаться впереди, как мы нерешительно замерли. Вот и все? Попрощаться и уйти сейчас, или дождаться, пока подъедем ближе? Как легко мы отправились в путь, и как неловко было расставаться! От мучительной тишины спас, как всегда, Этьен.

— Давайте поедим в трактире. Столько разного в дороге пережили, не расходиться же теперь молча в разные стороны.

Мужчины посмотрели на меня и я кивнула. Глупо от еды бесплатной отказываться, неизвестно когда я себе следующую смогу позволить.

В трактире было шумно даже днем. В деревне-то у нас больше после работы на поле там собирались, а днем только заядлые пьяницы, которых сам Тук частенько за неуплату поколачивал, ошивались. Тут же кто-то громко смеялся, дородная женщина с слишком уж глубоким вырезом на платье несла в руках столько бутылок вина, сколько я бы и за три раза не принесла. Сильно пахло немытыми людьми, лошадьми и жирным жаренным мясом.

— Проходите, чего в дверях встали! В ногах-то правды нет! — женщина подмигнула моим спутникам.

— Раз такая красавица сама приглашает, как можно помышлять об отказе. Веди же нас! — Этьен прошел вперед, чуть задев меня плечом. Я отмерла, и тоже двинулась следом. После дней тишины трактир оглушал.

— Ах ты какой языкастый! У нас для таких и вино, и пиво, и что покрепче тоже есть. Тебе ведь сразу выпить принести, правда?

Женщина указала нам на один из немногих свободных столов. Там еще стояли чьи-то грязные миски, и на лавку капало вино из опрокинутого кувшина. Собрав разом все миски одной рукой, она второй вытерла стол дурно пахнущей тряпкой, только размазав грязь. Этьен с Джоном уселись, не моргнув и глазом.

— Конечно, неси крепленого вина. И смотри, не разбавляй водой — я водянистое пойло за версту чую.

— На чем же я заработаю, если водой разбавлять не буду?! — искренне удивилась женщина. — Тогда сразу две бутылки бери, и еды к ним побольше.

Я от наглости женщины обомлела, но Этьен расхохотался.

— Тебя бы в Главные распорядители двора — сразу бы порядок и в казне, и при дворе навела.

— Если думаешь, что лестью лишнего вина себе выпросишь, то не на ту напал, — женщина тоже рассмеялась, и ее необъятная грудь затряслась в такт смеху. Я испугалась, что та выпадет из платья прямо нам на стол.

— А мне кажется, напал я на ту самую, — Этьен наклонился, едва не касаясь головой ее груди.

— Развратник, — с улыбкой женщина легонько стукнула его по руке.

— Анет, чего застряла?! Я вина так долго жду, что протрезветь успел! — пожаловался один из гостей.

— Ты мне за выпитое заплати, потом новое заказывай! — отозвалась та, и обратилась к нам:

— Сегодня порося на вертеле жарим, молодой, сочный, берите — не пожалеете. В столице таких вкусных не бывает, как у нас.

— Давай порося. И хлеб к нему, и похлебку — с дороги все съедим. Но вина сразу неси, и нам первым, — Этьен аккуратно положил несколько тяжелых монет в руку Анет. — Мы за пир и компанию заплатить можем.

Та крепко сжала кулак, улыбнулась, и двинулась к кухне.

— Не стыдно тебе? — простонал Джон. — Ведешь себя, как последний кобель.

Этьен от его слов отмахнулся. Анет принесла две бутыли ароматного вина, и свежего, еще горячего, хлеба. Этьен оторвал кусок от одного и притворно застонал от удовольствия. Джон закатил глаза, но тоже потянулся к хлебу. Увидев, с каким удовольствием мужчины уплетали еду, я поспешила, и тоже оторвала кусок. Хлеб и вправду был хорош: хрустящая корка, теплый мякиш, да еще и островат от добавленных приправ.

Когда Анет принесла похлебку — жирную, с ботвой, крупой и косточками, мы втроем набросились на нее, словно голодали неделями. Все же еда в пути с домашней не сравниться! Этьен заранее положил на край стола еще пару монет, и Анет нам принесла еще вина, хлеба и свиную ножку с поджаренной корочкой, жир с которой стекал на тарелку с луком, чесноком да капустой.

Мясо таяло на языке, а вино быстро пьянило. Какой чудесный это был пир, если бы хоть кто-то из нас говорил друг с другом. Но Этьен целенаправленно замечал лишь Анет, Джон кривился из-за особо неприличных намеков. На меня и друг друга они не смотрели. Как быстро нашей дружбе пришел конец. Да и была ли она?

Я отпила несколько глотков вина, ощущая блаженное тепло во всем теле. К чему эти вопросы? Следует быть благодарной прошедшему, а не страдать по утраченным дням и друзьям.

— Спасибо, — тихо произнесла я. Думала, в гаме трактира не услышать, но Этьен и Джон оба повернулись ко мне. — Я знаю, что вспылила в Криворечье. Знаю, что вы спасли меня и помогали им, хотя никто вас не обязывал.

Злой