Мой долг старику явно увеличился.

Старый лекарь подошёл к одному из жрецов и начал ему что-то говорить, а я, присев у женщины, на которую у меня не хватило сил, задумалась.

- Ты, - тонкие пальцы, обтянутые пергаментной сухой кожей крепко ухватили мою руку, я вскинула голову и встретилась с пожилой гречанкой глазами, - ты светишься, - тихо заговорила она бледными губами, - я вижу... я умираю... спаси мою дочь, она ениликас (ενήλικας - совершеннолетняя), и теперь одна... Пенелопа Амбелас, найди её, помоги ей не стать рабыней, прошу...

Пока она горячечно шептала мне всё это, я попробовала просканировать её внутренним зрением, но у меня снова ничего не вышло, словно невидимая плотная пелена вставала перед магическим зрением мешая увидеть внутренности больной.

- Я сама рабыня, - прекратив попытки вызвать свой дар, быстро проверила пульс, зрачки и температуру. - Навряд ли я смогу хоть чем-то помочь вашей дочери.

Я обернулась в зал, но кроме больных больше никого не увидела: ни жрецов, ни гиатроса Иринеоса не было в помещении. Интересно куда они все подевались, когда так нужны?

- Она в доме дяди, но тот может продать её в любой момент, - не слушая меня, шептала женщина, - она послужит тебе, Великая! Обязательно! Скажите ей, как я её любила... моя Пина... - и не успела я крикнуть на помощь, она вздохнула судорожно и взгляд её замер, а сердце перестало биться.

- Простите меня, - тихо прошептала, прикрывая ей веки. - Если бы я знала, что лучше начать с вас, у меня хватило бы сил вылечить мучившую вас хворь, - мне было очень и очень жаль неизвестную мне пациентку. - Но обещать помочь вашей Пенелопе я не могу, если только у меня получится получить свободу.

Никогда не любила слово "если", всегда старалась говорить «когда», но сейчас я не была уверена, что для меня завтрашний день будет лучше, чем для миллионов этих женщин, которые полностью принадлежали мужчинам: сначала отцам, затем мужьям, если те отказывались от супруги или погибали, то они возвращались назад в свою семью. Никакой свободы выбора и передвижения. Судьба свободных женщин в Древних Афинах не особо отличалась от жизни рабынь-наложниц. Дальше гинекеи они всё равно ходить не могли, только в сопровождении и с позволения супруга-отца-брата.

- Пойдём, - ко мне подошёл гиатрос Иринеос.

- Вы могли её спасти? - тихо спросила я, не поднимая головы и ругая своё бессилие.

Мужчина присел около почившей и приложил руку к её груди.

- У неё половина дыхательного органа тёмная. Я смог бы помочь, но мы пришли к ней слишком поздно, - покачал он головой, - пойдём. Нам пора, о теле усопшей позаботятся.

- Можете проверить этих троих? - устало попросила я. - Я не смогу спокойно спать, зная, что не закончила дело, оставив их умирать.

- Мои силы всё ещё не восстановились полностью, - поджал губы старик-лекарь.

- Они ведь чьи-то матери и жёны.

Не знаю, то ли мои слова повлияли, то ли упрямо выдвинутый подбородок, но Иринеос, тяжело вздохнув пошёл к оставшимся больным гречанкам.

- Я их просто посмотрю. Если смертельная болезнь, то чуток волью силы, чтобы протянули до нашего завтрашнего прихода.

- А почему жрецы их не лечат?

- Несмотря на то, что их переложили к стене им не снилось ничего этой ночью. Лечить не могут без снов, ведь дара, подобного моему и твоему, - тихо добавил он, - у них нет.

- У этих двух, - ткнув узловатым пальцем в ближайших, сказал гиатрос, после того, как закончил оставшимися, - верхние дыхательные органы воспалены, у последней сильное отравление. Я им влил жизненной энергии. Лечить полностью будем завтра.

Пока он говорил в женский абатон вошли несколько крупных женщин и принялись стаскивать моих пациенток в центр залы, а умершую забрали и вынесли из комнаты.

Все вылеченные мной женщины были погружены в глубокий целебный сон, думаю, уже завтра их можно будет отправить домой.

- И этих троих, - кивнул на последних Иринеос.

И мы отправились на выход. Я еле волочила ног, есть хотелось просто зверски. Желудок ревел раненым зверем.

- Потерпи, Аглая, - гиатрос всё-таки услышал эти завывания, - после такой напряжённой работы нужно очень хорошо поесть.

Назад в дом этнарха Менедема мы пришли уже в густых сумерках. Весь день я провела в асклепионе и кроме бетонной усталости, чувствовала невероятное удовлетворение.

Наша охрана шла в нескольких шагах позади и новый начальник смог мне шепнуть:

- Если ты и дальше не будешь слушать, что я тебе говорю, то вскорости выдашь себя, - принялся он отчитывать меня. - Если сказал до полудня, то и нужно было отработать, как я велел. Но ты же стала в позу! У тебя внутреннее зрение пропало, когда устала?

- Да, - удивлённо посмотрела на него.

- Это хорошо, а то ты берегов не видишь. Нашлась великая целительница, - уже не так зло хмыкнул старый лекарь. - Ладно, сегодня идёшь к себе, еду тебе должны принести в комнату, сходи в купальню, отдохни телом и душой. И да. - Он вдруг остановился и посмотрел на меня пристально, - усопшая просила тебя о чём-нибудь перед смертью? Успела заговорить с тобой?

- Да, - как попугай повторила я, уже ничего не соображая.

- Ты должна выполнить её последнюю просьбу. Это теперь твоя святая обязанность.

- Но как? - чуть не вспылила я, - она просила взять её взрослую дочь к себе! Я всего лишь рабыня, и не имею таких возможностей!

- Хех, - задумался старый лекарь и, вспомнив, что стоит посреди пустынной улицы, зашагал снова, чуть быстрее, чем до этого, - я подумаю, что можно сделать. Но да, пока ты рабыня, взять к себе свободную эллинку никак не можешь. И даже если получишь свободу тоже не сможешь, разве что купишь её себе в качестве рабыни-служанки или рабыни-наложницы для своего мужа. Потому что свободу ты сможешь получить только выйдя замуж за свободного эллина, и чтобы он признал тебя на центральной площади именно женой, а не рабыней-наложницей.

- Других путей получить свободу нет? - моё расстройство не знало границ, и хоть я и подозревала о подобном, всё же услышать подтверждение своим догадкам - не очень приятно.

- Ты можешь получить третье доро, тебе дадут свободу, но потом всё равно заставят выйти замуж. Или, как я уже говорил, придётся уехать в Спарту.

- Спарта меня вполне устраивает, - пробормотала я.

До поместья этнараха мы дошли в полной тишине. Гиатрос о чём-то крепко задумался, а я плелась за ним, уже едва переставляя ноги.

Во внутреннем дворе мы разделились: старый лекарь со своим телохранителем пошли в одну сторону, а я, в сопровождении Агаты, в другую.

В углу моей каморки горела масляная лампа, на низком столике стояли, прикрытые холщовой тканью, миски с едой. Она уже остыла, но я всё равно съела всё до последней крошки.