ко всему “человечно хорошему”». Когда не затрагивается та сторона ее души, которая наполнена ностальгией, она кажется веселой и спокойной, добродушной и послушной, с хорошим рассудком и хорошей памятью.

Физически она детского хабитуса, еще не было менструации. Она болела малярией и много страдала головной болью.

В заключении отвергается пиромания на базе наступления полового созревания.

Вероятно, в любом случае речь идет об имбецильном, однако лишенном какого-либо душевного развития создании. Интересно, что однажды ей удался поджог, она не была раскрыта, и что она таким образом достигла своей цели. Это находится в противоречии с утверждением, что преступления страдающих ностальгией девушек абсолютно бессмысленны.

Случай Глории

В отношении развития разума и морали ввиду краткости не совсем ясна, но, по-видимому, не имбецильна и в некоторых чертах очень характерна 14-летняя Глория, о которой сообщает Крафг-Эбинг со слов Шревенца (Gerichtl. Psychopathologie. P. 59, 3 Aufl.).

Душевно отстала и находится на детской ступени развития. Абстрактно она знает, что поджигание — тяжкое преступление, но собственный случай таковым не считала. Она больше этого не сделает. Ее должны отпустить домой! Она простодушно призналась в содеянном только тогда, когда ей пообещали, что ей ничего не будет.

Заключение доказывает сначала, что здесь имеют место не психическое заболевание или слабоумие, а замедленное умственное развитие, которое ставит Г. на детскую ступень. Тяжелая работа, болезненность делали службу у чужих людей невыносимой для нее. У нее было только одно стремление — вернуться домой. Боязливый ребенок, каким она была, не осмелился бежать без причины. Она все надеялась на счастливый случай, который сделал бы возможным ее уход со службы. Однажды у нее в голове промелькнула мысль самой вызвать этот случай. Она боролась с этой мыслью, но та становилась все сильней. «Меня тянуло устроить пожар». В первый раз она его потушила еще сама, в конце концов она уже не могла оказывать сопротивление. Она думала при этом только об уходе, а не о возможных последствиях этого поступка. Часто она плакала в тюрьме: «Да, если бы обо всем этом подумала, я бы этого не сделала».

Эксперт справедливо подчеркивает относительно вопроса вины возраст, отставшее умственное развитие, ностальгию, процессы полового созревания с их обратным воздействием на психическую жизнь, вдвойне значимые там, где речь идет о болезненном невропатическом индивидууме, принуждаемом органической властью, поддерживаемом активными чувствами неудовольствия (ностальгии) и невропатическим истерическим состоянием преступной идеи. Такое состояние сделало Г. неспособной действовать по доброй воле и морально безответственной за совершенное преступление. Приговор не сообщается.

Детскую душевную жизнь мы наблюдали у всех преступниц, но все они все же были в конце детского периода. Имеются два случая в литературе, где речь идет о малолетних детях, которые изложены кратко, но важны ввиду редкости.

Случай доктора Цангерля

Цангерль, 1840 г., с.74.

Девочка 9-ти с половиной лет, была отдана в услужение в качестве детской няни в находящийся в одном часе ходьбы от родных мест Эрнстбрунн.

Вскоре после этого, измученная ностальгией, она попросила хозяйку об увольнении, а поскольку в этом ей было отказано, она побежала к матери и заявила ей, что умрет с тоски по дому.

Мать отослала дочь, которая не могла пожаловаться ни на службу, ни на хозяйку, обратно с указанием, что ей можно будет вернуться домой только в том случае, если доверенный ей ребенок умрет.

Спустя несколько дней доверенный маленькой няне ребенок умер в судорогах. На следующее утро няня связала свой узелок и хотела идти домой, чего, однако не позволила хозяйка. Затем в Эрнстбрунн пришла мать девочки и приказала дочери еще и дальше оставаться в том доме для присмотра за другим трехлетним мальчиком, несмотря на то, что она плакала, жаловалась и упрекала мать, что та не сдержала слова. Это происходило в воскресенье, а в понедельник рано утром в находящемся в нескольких шагах от жилища сарае загорелся огонь, который скоро был потушен. Во вторник до полудня в дом срочно вызвали врача, и тот нашел трехлетнего мальчика совсем синим и лежащим на кровати мертвым. Мать рассказала, что час назад оставила мальчика совсем здоровым и нашла по возвращении девочку сидящей спокойно за столом с раскрытым катехизисом. На вопрос о ребенке девочка указала на кровать и сказала: «Я Йоханну ничего не сделала». При этих подозрительных словах мать поспешила к кровати и нашла ребенка полностью укрытого подушками, без признаков жизни. Все попытки спасения были тщетными. Он задохнулся, по тогдашнему предположению, из-за неопытности девочки, которая, еще сама ребенок, возможно, из хороших побуждений хотела хорошенько укрыть мальчика. Однако мать, движимая правильным предчувствием, догадывалась об умысле и, охваченная болью, набросилась с таким неистовством на девочку, что врачу только с трудом удалось защитить ту.

Преданная суду, маленькая арестантка высказала следующее: «В Эрнстбрунне мне не нравилось, я тосковала по моим родителям, я знала, что после смерти маленького ребенка мне разрешат вернуться домой, поэтому я душила его платком, пока он совсем не посинел, но мне стало ребенка жалко, и я опять сняла платок, но у него начались судороги, и он умер. Поскольку меня не отпустили домой, я устроила пожар в сарае рядом с нашим домом в надежде, что этим людям, если дом и ребенок сгорят, больше не нужна будет няня. Поскольку и этим я не достигла цели, то положила маленького мальчика в кровать, накрыла его лицо подушками и села на них, пока он не перестал шевелиться».

Эта девочка, которая за 5 дней убила двоих детей и один раз устроила пожар, не проявляла ни малейшего раскаяния, вела себя на допросе и при аресте так непринужденно и по-детски, как будто она просто свернула шею воробью, только все время спрашивала, почему ее не отпускают к родителям, имела от хозяйки лучший отзыв с учетом ее сердечного отношения к детям, однако проявляла в своих выражениях и в том, как правильно она рассчитала успех своих стараний, острейшее суждение и необычный для своего возраста талант.

Это преступление достигло ушей нашего монарха, который распорядился о детальном расследовании всех обстоятельств. Выяснилось, что маленькую преступницу очень редко посылали в школу, поэтому она совсем отстала в учебе. Ее приговорили к 10 ударам розог в присутствии всех учеников школы и затем ее передали родителям под особый надзор. Только наш всемилостивейший монарх, желая самого лучшего этому несчастному созданию, принял ее с разрешения родителей в сиротский дом в Вене, где она, однако, вскоре после этого умерла от нервной лихорадки.

О втором ребенке сообщается в анналах Клайна, т. VII.