Я приехал. И хрен я уеду.

Достаю телефон и быстро печатаю: 

«Стадион 64-й школы сегодня 20.30»

Убедившись в том, что моё сообщение прочитано адресатом, бросаю телефон на сиденье и дергаю с места, понимая, что меня вырубает.

Это ответ на вопрос, чем занять себя в оставшиеся пять часов. Добравшись до пустой квартиры родителей за пятнадцать минут, врубаю новенький кондей и иду в душ.

Я не предупредил о том, что заявлюсь вот так, потому что и дебилу понятно, на кой хрен всё это, а уж мою мать тугодумной никак не назовёшь.

Пытаясь не сточить плечи о тесные стены родительской ванной, бреюсь и голый валюсь в кровать. В советской девятиэтажке все будто нарочно строили не для людей, иначе какого хрена мне здесь всю жизнь так тесно? 

В половину девятого вечера стадион моей родной школы выглядит, как муравейник. Моё присутствие здесь явно волнует многих, особенно незнакомых женщин возраста моей матери с колясками, набитыми внуками. Этим летом дышать по большей части нечем, но конкретно здесь пахнет, как раньше. Травой и землёй.

Сидя на скамейке, бросаю в спортивную сумку ключи от машины и затягиваю шнурки на старых беговых кроссовках, которые не надевал со школы.

- Прииииивет… - бахает по ушам тонкий запыхавшийся голосок, и в мою скамейку врезается убитый велик, розовый, как жвачка. 

Подняв голову, вижу веснушчатое лицо Тони и широкую улыбку, которой не хватает центрального резца. Это пиздец как забавно, потому что пять часов назад он был ещё при ней.

- Здоровались, - улыбаюсь, упираясь локтями в колени.

Девчонка похожа на мать так, что я тупо охреневаю от этого, как в первый раз. Я не спец в общении с детьми, хрен знает, как себя с ними вести, но с этой у меня вроде проблем нет. Проблема в том, что я смотрю на неё и представляю Алевтину беременной. От, блять, меня. Тру ладонью подбородок, сжав зубы и задержав воздух, потому что в моих яйцах случается спонтанный выброс тестостерона. 

- Эм… эм… а зачем ты побежишь? - щебечет мой растрепанный, блин, информатор, слезая со своего велика и опуская его на траву.

Осматриваюсь, впившись глазами в ворота стадиона.

-  А мама твоя где? - спрашиваю хрипло, бросая на колени толстовку, чтобы мелкая раньше времени не узнала, чем конкретно делаются такие, как она.

Блять.

- По телефону остановилась поговорить. С дядей каким-то… - беспечно сообщает Тыковка, заглядывая в мою сумку.

- И часто она с ним разговаривает? - спрашиваю обманчиво спокойно, убирая толстовку к хренам.

- Ага и даже приходил как-то! Конфет принес, кислые были. Карамельки. Не люблю такие. Я киндер-шоколад люблю. У тебя есть собачка? - ковыряет пальцем облупившуюся краску.

- Нет, - говорю, вставая.

- И у меня нет…

Она вздыхает и садиться на скамейку болтая ногами. 

Алевтина входит в ворота стадиона. Тонкая, прозрачная и серьезная. Одетая в розовые лосины и широкую футболку.

Застегнув сумку, срываюсь с места без разминки.

Широко шагая по тротуару, глотаю пыль из под колес велика своей дочери, которая крутит педали, как одержимая. 

- Тоня! - ору ей в спину, но та скрывается за раскрашенными в триколор воротами школьного стадиона.

Ускоряюсь, на ходу запихивая телефон в свою поясную сумку. Поправляю хвост и треплю чёлку, перебегая дорогу и оглядываясь по сторонам. Потому что и с тех пор, как Орлов возник, будто чёрт из табакерки, я весь день собираю лбом дверные косяки. 

Он знает, что я приду. Он пунктуальный до чертиков, поэтому я знаю, что он уже там. 

Он приехал домой на две недели. В отпуск. В котором не был никогда. Об этом в офисе знают все. И, зная его работоспособность, это выглядит, как попытка суицида!

Он приехал ко мне.

От этого в груди тянет.

Сейчас я не хочу думать о том, что из всего этого получится. 

Возможно, ничего хорошего? 

Только он и я. 

Здесь. Дома. Где я жила все эти годы, не зная о его существовании. Я думаю, что встреться мы в семнадцать, я бы и тогда втюрилась в него с первого взгляда! И я жалею, до слез жалею, что мы не встретились тогда.

Боже, что за дурь. Но моё сердце радостно сжимается, потому что, каким бы придурком Орлов порой не был, от одного его вида и присутствия где-то поблизости мне становится спокойнее. Так было и в Москве, просто я не хотела себе в этом признаваться, а сейчас могу. Могу!

Это чувство внутренней свободы просто разрывает меня на части. 

Именно сейчас я ценю это чувство, как никогда в жизни. Я понимаю это именно сейчас, когда вхожу в ворота стадиона и быстро осматриваюсь, находя глазами сначала Тоню, а потом Славика.

Именно сейчас я понимаю, что всё сделала правильно. С Марком. Когда он позвонил во второй раз, я ответила ему то же самое. Я не хочу вспоминать об этом, потому что это было не просто. Но это было правильно! От облегчения мне хочется зареветь. Зареветь от того, что теперь всё это в прошлом.

Быстро иду к скамейке, где крутя головой и болтая ногами, сидит Тыковка. Исподтишка наблюдаю за тем, как тело Орлова ведёт себя в беге.  

На нём синие шорты и белая футболка. 

Я просто помешанная, знаю.

Но эти чертовы шорты сидят на нём, как родные. Натягиваются на его бёдрах и заднице, обозначая мышцы. Его большое тело пружинит и двигается так скоординированно, что я не могу отлепить от него глаз. Так может двигаться только человек, имеющий какой-нибудь спортивный разряд. 

Смотрю на его темноволосый затылок, спрашивая Тоню:

- Хочешь сходить на турники?

На скамейке рядом с ней лежит потёртая спортивная сумка. 

Улыбаюсь. 

Эта сумка выглядит, как взрыв из его борцовского прошлого. На неё навешаны всякие значки и наклейки, и она очень древняя на вид. Немного подумав, отстёгиваю свою и кладу сверху.

- Эмм… можно я просто покатаюсь? - спрашивает Тыковка, торопливо спрыгивая на землю.

- Так, чтобы я тебя видела, - киваю, поправляя аналогичный моему хвост.

- Ага! - подхватывает свой велик, быстро перебрасывая ногу и запрыгивая на него.

Усевшись на её место, разминаю голеностоп и затягиваю шнурки, продолжая наблюдать за Орловым.

Остановившись за футбольными воротами, поворачивает корпус и делает наклоны. Сгибая в коленях ноги, прыгает вверх, а когда приземляется, опасаюсь, что старый асфальт пойдёт трещинами.

Снова перейдя на бег, за пару минут огибает стадион.