потому что всегда им была. Еще у них имелся Кейн в качестве рыбы, что делало выход чуточку безопаснее, но также означало, что добытое придется делить на четыре доли вместо трех. Сэммиш старалась не расстраиваться из-за этого факта.

Команду сколотил Нимал, но щипачом был Мелкий Куп, а выход объявляет щипач. Сэммиш сидела на парапете фонтана, сложив руки на коленях, и наблюдала за всеми, кто оказывался поблизости от блохи, но не за Нималом впрямую. Когда тот принимался за дело, у него менялась походка – это и должно было стать сигналом, которого она ждала уже с полчаса. Полчаса сидела и слушала, как рядышком бубнят двое дедов, – и почти составила собственное мнение, скверно ли обращалась с более толстым его дочь, или старику просто хотелось свалить на кого-то невзгоды. Обычно в семейных неурядицах она становилась на сторону женщин, но дед неплохо выступил в свою защиту. Она начала уже колебаться, но тут Нимал выпрямил спину и решительно свернул вправо. Сэммиш плавно поднялась, слегка ссутулила плечи и, опустив глаза, посеменила за ним.

Потайным карманом служил льняной мешочек под кофтой, на такой высоте, чтобы грудью прикрывать его выпуклость. Внутри уже лежало два кошелька и серебряное ожерелье. Сэммиш не отрывала глаз от мостовой у подошв Нимала. На цель она никогда не глядела. Для нее все они – смутное мельтешение на грани обзора. Возле башмака Нимала появилась нога Мелкого Купа, и Сэммиш сместилась в их сторону. Настал решающий момент. Нимал что-то пробурчал, а женский голос оскорбленно ойкнул без слов в тот миг, когда Мелкий Куп протерся мимо Сэммиш, суя ей в руку что-то, что тут же скользнуло в мешочек под кофтой. Три шага, и ее руки пусты и чисты, а команда и жертва остались сзади. Тонкий возглас Кейна был частью спектакля, добавкой к неразберихе для отвода глаз. Даже если синие плащи допросят потерпевшую, все произошло так спутанно и невнятно, что выдумки в ее рассказе будет больше, чем правды.

Однако сейчас жертва оказалась сообразительной. Сэммиш не прошла и дюжины шагов, как эта баба заголосила, призывая стражу. Сэммиш рисковала больше всех из команды, так как несла краденое. Несмотря на это, сердце ее не ускорило бой. Она с вялым любопытством оглянулась через плечо. Баба была ханчийкой, только широкой в плечах. Лицо ее потемнело, сжатые кулаки прижимались к бокам – наглядная картина бешеного негодования. Нимал поймал взгляд Сэммиш и подал знак – тычка окончена, уходим. Она придала себе слегка озадаченный вид – «Знать бы, из-за чего такая шумиха?», – потом утратила интерес и отвернулась.

В том и заключался ее секрет. Она сызмальства научилась самообману. На протяжении нескольких минут, пока шла к оградке, разделявшей реку и город, она искренне верила в свою невиновность, в то, что этот раздрай не имеет к ней ни малейшего отношения. Она умела вживаться в роль и верить так истово, что саму себя могла одурачить. Этот скромный талант не работал лишь с парой жизненных обстоятельств. У нее никак не получалось убедить себя не бояться водяных змей, обитательниц каналов, и прекратить вожделеть пшеничного пива, продававшегося возле университета.

Алис теперь опять жила в Долгогорье, вернувшись с того берега – из добровольной ссылки на Старые Ворота. Каждый раз, встречаясь с Сэммиш, она выставляла напоказ свою радость от их общения. Если сосчитать часы и минуты, проводимые вместе сейчас и до смерти Дарро, особого различия не разглядишь. Разница состояла лишь в том, что теперь Сэммиш чувствовала себя брошенной, и было ей от этого больно.

Она-то уже размечталась, что их с Алис сблизит розыск убийц. Навоображала и вытекающие последствия. Вот только ясным днем мечты казались сумасбродными и просто жалкими. Сейчас, проходя невдалеке от городской стены, она вновь перебирала свои фантазии, только в этот раз соблюдала дистанцию – не погружалась в них, а скорее проверяла на прочность. Теребила, как присохшую корку на ране.

Сэммиш прогулялась вдоль воды, наблюдая, как готовят лодки к зимним морозам. Смотрела, подставив лицо холодному ветру, как мужчины выбирают промокшие канаты и тянут просмоленные корпуса, свои средства прожития, из реки – пока Кахон не раздавил их в щепки и не пожрал. Всем известно, что воды его ненасытны.

К тому времени, как она вернулась в Долгогорье, в «Яму», солнце опустилось за Дворцовый Холм. За длинную прогулку она успела отойти от жалости к себе, позлиться и достичь усталого умиротворения. Жаркий воздух в корчме ошеломил с порога. Обогрев тут был ни при чем, хотя в очаге теплился маленький огонек. «Яма» была набита народом, и духота, как в хлеву, делала это место не слишком уютным. Сэммиш просунула руку за пазуху кофты, придерживая потайной карман. Не один раз кому-нибудь приходила в голову идея обождать здесь и выкрасть чей-нибудь дневной улов. Маневрируя, она пробралась к столику, где уже сидели Нимал и Кейн.

– А где Куп? – спросила она, усаживаясь на приставленный табурет. Неудобно низкий и с разными ножками.

– Подойдет, когда закончим расчет, – заявил Нимал, и пусть, скорее всего, не соврал, Сэммиш чуток напряглась от его бесцеремонности. Правила требовали подождать, пока на раздел не соберутся все, но прикрывать спину Мелкому Купу не ее обязанность. Останется недоволен, пусть выскажет Нималу напрямую. Она вынула на стол три кошелька, серебряное ожерелье и кожаную сумочку, потерю крайней, взбесившейся бабы, и принялась открывать одно за другим, пока Нимал и Кейн следили за ее руками. Заиграть монету-другую по ходу выкладки представляло собой отдельную тычку, и Сэммиш, хотя ничем таким не занималась, не серчала на тех, кто был на взводе при дележе.

Груз попался достойный. По большей части медные и серебряные монеты, и ожерелье в придачу. В одном кошельке была резная лошадка из черного дерева, наверно грошовой цены, зато сделана классно. Сэммиш отодвинулась, и Кейн приступил к дележу. На четыре кучки одинаковой, насколько он справлялся с расчетом, стоимости. Пока шла раздача, прибыл Мелкий Куп. Если и недовольный тем, что начали без него, виду не подавал.

Из получившихся кучек она, Куп и Нимал выберут три себе, а Кейну отойдет четвертая. Так, по крайней мере, полагалось проводить раздел. Однако, после того как Мелкий Куп взял свою, Нимал подтолкнул одну из трех оставшихся Кейну.

– Забирайте и освободите нам стол, угу?

Все сначала нерешительно переглянулись, затем Кейн пожал плечами, сгреб выданную кучку и, уходя, увел с собой Мелкого Купа. Они исчезли в давке потных тел, как брошенные в воду камешки. Голоса толпы, разговоры и перекрикивание