сильно опухло, налилось красным и фиолетовым, Дениса почти не узнать… Но это все равно он, и он жив!

Для Матвея это не стало оправданием. Он смотрел на избитого мальчишку и не просто видел, он чувствовал. Он знал. Как болят сломанные кости, как сводят с ума разрывающиеся под ударами мышцы. Знал, каково это – быть маленьким и слабым перед существом, которое просто крупнее тебя и сильнее. И это имеет куда большее значением, чем то, что это существо даже не человек, что это жалкое ничтожество…

Он тогда мечтал получил власть, которую дает сильное взрослое тело. Теперь он ее получил.

Одним ударом он отправил Никиту в полет через весь коридор. Пацан упал на пол, прикрывая рукой кровоточащий нос, сжался, даже не пытаясь подняться.

– Это не я… – проскулил он. – Я не хотел… Он сам упал!

– И Кира сама упала? – ровно, почти безжизненно спросил Матвей, нависая над хозяином дома. – И те, что были до нее? И после?

Он был страшным сейчас. Матвей прекрасно знал об этом. Настолько страшным, что Никита взвыл, как попавший в капкан зверь.

– Я не хотел… Не хотел убивать, вы что! Я просто… Мне просто нравилось слушать, как ломаются кости, я только этого хотел!

Он, похоже, не соображал до конца, что говорит. Думал, что это оправдает его, а вызвал лишь очередную волну кроваво-красной ненависти в душе Матвея. Цунами, которому невозможно сопротивляться. Ненависть не к этому малолетке, или не только к нему… Ненависть к тем, кто жил в его памяти, месть всем сразу…

Он не собирался избивать Никиту. Он знал, что одного удара будет достаточно. И знал, что пожалеет об этом ударе, что будет ненавидеть уже себя, что рухнет все, что он так долго строил… Знал – и понимал, что не сможет себя остановить, просто сил не хватит. Он уже слышал, что Руслан нашел сына и помогает ему. Хоть у кого-то все будет хорошо!

Но это же означало, что Руслан уже не вмешается, не остановит, все закончилось… Матвей готов был ударить, дать волю мышцам, дрожавшим от напряжения – когда его запястье вдруг обвила маленькая женская рука.

* * *

У Таисы не было времени разобраться, что здесь произошло. Она только-только добралась до поселка, увидела, что по двору нужного ей дома мечется перепуганная женщина, а дверь соседнего дома распахнута настежь. Таиса услышала крики, побежала на них – и успела вовремя.

Это все-таки произошло. То, чего боялся Гарик и во что не хотел верить Форсов. Таисе хватило одного взгляда на лицо Матвея, чтобы понять это. Она еще никогда не видела спокойного, как скала, профайлера таким! То, что он испытывал, превосходило любой гнев. Это было нечто первобытное, звериное… То, от чего Таисе хотелось держаться подальше.

Она прекрасно знала: Матвей сейчас себя не контролирует. Останавливать его было все равно что бросаться под бронепоезд! Да и зачем? Подбегая к нему, она успела бросить взгляд в спальню, видела, что малолетний ублюдок сделал с пропавшим мальчиком. Она понимала, почему Матвей готов так поступить, и все равно не могла этого допустить.

Не ради преступника, ради самого Матвея. Таиса не могла сказать, что знает его так уж хорошо, но в одном она не усомнилась ни на миг: он не тот человек, который простит себе казнь беспомощного человека.

Вот только сам он поймет это позже. Пока ей нужно было остановить его… как-то. Таиса рванулась вперед, сначала перехватила Матвея за запястье, сдерживая удар, а потом уверенно стала между мужчиной и скулившим на полу выродком.

Она знала, что Матвей намного сильнее. Если бы он захотел, он бы легко смел ее со своего пути. Чтобы все прекратилось, она не имела права стоять тут и по-бабьи голосить «Матвейка, миленький, не надо!». Ей нужно было взывать к его разуму, разбудить в нем то, что обычно сдерживало вот это непонятное, хищное, опасное в нем…

– Матвей, послушай меня, – твердо произнесла она, глядя собеседнику в глаза. – Ты должен его отпустить. Все закончилось!

Одну руку она положила Матвею на грудь, словно не пуская вперед – жест был символический, но пока работал. Другой рукой Таиса мягко коснулась лица собеседника, призывая смотреть только на нее, не на преступника.

– Он уйдет безнаказанным, – процедил сквозь сжатые зубы Матвей. – Ты хоть понимаешь это?

– Не уйдет с такими уликами!

– Он несовершеннолетний, подержат месяц в спецшколе и выпустят!

– Мне девятнадцать, – вякнул откуда-то из-за спины убийца.

– Заткнись, – бросила ему, не поворачиваясь, Таиса и снова обратилась к Матвею: – Ты слышал? Ему девятнадцать. Сядет как взрослый.

– Доказать удастся не все!

– Докажут все, что нужно. Матвей, я не знаю всех деталей, но знаю, что у него уважаемый папочка. Он на это надеется, а ты этого боишься. Но Форсов ведь тоже не без связей! Я уверена, он сделает все, что нужно. Я вижу, почему тебе хочется прибить его, как бешеную собаку. Но так нельзя, понимаешь? Нам с тобой нельзя. Мы другое делать должны.

Матвей не ответил ей – но он с ней больше не спорил. Таиса почувствовала, как уходит напряжение из его мышц: он заставил себя расслабиться, он больше не готовился к драке.

Однако и мгновенно стать прежним он не мог. Так и не сказав ни слова, Матвей развернулся и быстрым шагом направился прочь. Он не смотрел ни на потеки крови в коридоре, ни на то, что происходило сейчас в спальне.

Идти за ним Таисе было нельзя, и она прекрасно об этом знала. Она чувствовала, что ему лучше побыть одному, перезагрузиться, подавить в себе все, что почти вырвалось на свободу. Ей бы тоже не помешала пауза – до Таисы лишь теперь дошло, что она дрожит от напряжения, а на коже выступила испарина.

Однако сейчас не лучшее время для отдыха, ничего еще не закончилось. Ей нужно было проследить, чтобы паршивцу и правда не помог влиятельный папочка, поэтому Таиса собиралась остаться здесь до конца. К счастью, пока она сдерживала Матвея, Руслан успел вызвать полицию и «Скорую», так что долго ждать не пришлось.

От Форсова Таиса уже знала основные моменты, связанные с этой историей. Теперь же, общаясь с окружающими и разглядывая этот странный дом, она смогла восстановить общую картину – возможно, с погрешностями, но они были не так уж существенны.

Для Никиты Калиновского все и правда началось со смерти матери. Машина слетела с дороги, перевернулась несколько раз, застыла на крыше, колесами вверх. Люди внутри выжили, но от этого, как ни странно, стало только хуже.

Никита почти не пострадал в аварии, он остался в сознании и был вынужден наблюдать, как медленно и мучительно умирала его мать. Женщине перебило грудь и гортань,