– Даже не знаю, стоило ли мне приходить.

– А почему нет?

– Есть люди, которым помощь нужнее.

– Трудно объективно оценить, кто и насколько нуждается в помощи. Я между своими пациентами различий не делаю.

Бёрджесс помолчал, обдумывая мои слова, кивнул и сел, не снимая пальто.

Немного поговорив с ним, я начал задавать вопросы о службе на фронте и узнал, что бомбежка длилась восемь дней. А потом был отдан приказ переправиться через реку и атаковать врага в густом дремучем лесу.

– Друзья падали один за другим. Помню грохот, крики, взрывы. Я так кричал, что сорвал голос, потом зарыдал, и ноги отказали. Два парня отнесли меня в медпункт, но я ни слова выговорить не мог, просто лежал и что-то бормотал.

– Вы, должно быть, были очень напуганы.

– Сам не понимаю, что я чувствовал. Иногда казалось, будто я за всем этим со стороны наблюдаю.

Бёрджесс вздохнул и продолжил:

– Доктор, когда я вернулся в Англию, постоянно об этом рассказывал. Меня положили в больницу в Суррее, там каждый день заставляли все проговаривать, снова и снова. Тогда это мне никакой пользы не принесло, и сейчас вряд ли поможет.

Что делать с пациентом дальше, я не знал. Мистер Бёрджесс разочаровался не только в «разговорах», но и в медикаментозном лечении. Прописанные врачом барбитураты не помогали. Я обсудил ситуацию с Мейтлендом, и тот посоветовал метод разрядки нервно-психического напряжения. Этот способ лечения был разработан во время войны именно для таких участников боевых действий, как мистер Бёрджесс, то есть людей, страдающих от нервного потрясения. Разумеется, я читал об этой процедуре, но сам ее не проводил. Не было случая. Мейтленд заметил мои колебания и сказал:

– Поручаю это дело вам.

Я был благодарен, что он дал мне возможность освоить что-то новое.

На следующей неделе мистер Бёрджесс вернулся. Я представил его сидящему рядом Мейтленду, и тот простым языком объяснил, в чем заключается процедура.

– Ваши симптомы вызваны сдерживаемыми эмоциями. Они заблокированы и не могут выйти наружу. Чтобы добиться этой цели, вы должны находиться в соответствующем состоянии духа. Для этого мы попросим вас вдыхать эфир. Вы почувствуете легкое головокружение, но эфир позволит вам вспомнить все с ясностью. Главное – вызвать сильные чувства, особенно связанные с тем, что произошло в Нормандии. Только тогда лечение будет успешным.

Мейтленд попросил Бёрджесса снять пиджак и галстук и расстегнуть верхние пуговицы рубашки. Затем капнул в маску эфира и помог Бёрджессу надеть ее.

– Дышите ровно, – сказал Мейтленд, успокаивающе опустив руку на плечо пациента.

Комнату заполнил сильный химический запах, от которого у меня началась резь в глазах.

– А теперь, – продолжил Мейтленд, – расскажите, что произошло на фронте.

Бёрджесс еще раз повторил свою историю. Чем дальше, тем больше он волновался. Речь становилась лихорадочной, глаза метались из стороны в сторону, указательный палец обхватил невидимый спусковой крючок. В какой-то момент он запаниковал и попытался сорвать маску. Мейтленд крепко схватил пациента за запястья, посмотрел в глаза и рявкнул:

– Нет!

Бёрджесс как будто опомнился и откинулся на спинку стула.

– Вы в лесу, – продолжил Мейтленд. – Слышите грохот взрывов, крики, вопли. Что вы видите перед собой? Отвечайте! Что вы видите?

– Джек! – воскликнул Бёрджесс, глаза его округлились от ужаса. Пациент поднял руку и показал прямо перед собой. – Вижу Джека. Вот он стоит, прямо передо мной, и смотрю сквозь его голову…

– Как это – сквозь голову, мистер Бёрджесс?

– Там дыра, огромная, руку можно просунуть. В воздухе красная дымка с металлическим привкусом… А у меня на лице его мозги. – Бёрджесс задыхался, лоб усеивали крупные капли пота. – Потом оборачивается Гарри, у него нет подбородка, он издает какие-то жуткие звуки. Подзывает меня к себе, но я с места сдвинуться не могу, ноги отказали, не идут… Сверху капает кровь, поднимаю голову, а там солдаты. Потом пригляделся и вижу: нет, это не солдаты, а оторванные части тел. Смотрю и думаю: нет, не может этого быть…

– Но все так и было, – вмешался Мейтленд.

– Нет. Не было.

– Это случилось на самом деле, – строгим, повелительным тоном отчеканил Мейтленд. – И укрыться негде, бежать некуда.

Бёрджесс начал брыкаться и размахивать руками, свалился на пол. Я тут же поспешил ему на помощь, но Мейтленд преградил мне путь, бросил на меня предостерегающий взгляд и покачал головой. Бёрджесс лежал на полу, свернувшись в клубок, по щекам лились потоки слез. Он всхлипывал и хныкал, как младенец.

– Взрываются бомбы. – Мейтленд говорил, как актер на сцене, используя все богатые возможности своего голоса. – Земля под ногами дрожит.

Бёрджесс стонал и метался из стороны в сторону, бил кулаками воздух и лягался, словно дрался с невидимым противником. Мейтленд встретился со мной глазами и знаком велел держать пациента. Бёрджесс ослаб от воздействия эфира и сильных переживаний, поэтому справиться с ним оказалось несложно.

– И нет конца, – продолжал Мейтленд. – Все вокруг сотрясается, сверху сыплются камни, комья земли. Вы чуете запах пороха, обгоревшей плоти. Рядом лежат убитые и умирающие.

– Хватит, – взмолился Бёрджесс. Вырвал руку и схватился за маску. – Хватит, умоляю.

– И ни спрятаться, ни укрыться, – настаивал Мейтленд.

Я ухватил руку Бёрджесса и прижал к его груди так же, как и вторую. Пациент попытался меня сбросить, но, видимо, схватка истощила последние его силы. Бёрджесс неожиданно обмяк и закрыл глаза. Мы подняли его с пола, отнесли на кушетку, подложили под голову подушки. Мейтленд снял маску и вытер Бёрджессу лицо.

– Чаще всего пациенты лежат так минуту-две, а когда очнутся, ведут себя очень спокойно и говорят связно, не демонстрируя никаких признаков нервного возбуждения или эфирного опьянения. Если процедура прошла успешно, мы сразу это поймем. – Тут Мейтленд сменил формальный тон на более непринужденный: – Джеймс, будьте так добры, сбегайте на кухню за чаем.

Когда я вернулся, Бёрджесс уже пришел в себя. Вид у него был усталый, но, как ни странно, пациент и вправду был спокоен и невозмутим.

– Как себя чувствуете? – спросил Мейтленд.

– Лучше. Такое ощущение, будто снова собой стал, – озадаченно произнес Бёрджесс. – Все как-то по-другому воспринимается.

– Помните, что случилось на фронте?

– Конечно, как же такое забудешь? Джек, дыра в голове, Гарри, ноги и руки на деревьях. Но теперь, – Бёрджесс протяжно вздохнул, – все это как будто далеко. Намного легче стало, прямо камень с души упал.

– Прекрасно, – ответил Мейтленд. – Замечательно. – Он улыбался, но не тепло, а горделиво, самоуверенно. – Отдохните часа два. А потом, если доктор Ричардсон решит, что все в порядке, можете ехать домой.