Кубенские, Палецкий, Курлятев, Пронский, Басманов. Крича и угрожая, схватили Воронцова прямо из-за стола, с побоями вытащили прочь, намереваясь убить. Государь в ужасе плакал. Послал Макария и собственных бояр спасти любимца. Митрополит именем великого князя кое-как уговорил не убивать его, и временщики согласились, но потащили Воронцова в тюрьму. Иван Васильевич вторично отправил Макария и бояр. Молил: если уж нельзя оставить Воронцова в Москве, пусть его вышлют в Коломну. Но его делегатов клевреты Шуйских встретили бранью. Бояр «толкали в хребет», выгоняя вон. Митрополиту казначей Фома Головин изорвал мантию. Наконец, смилостивились, решили сослать Воронцова с сыном в Кострому, но заставили самого Ивана Васильевича подписать приговор [160].

В общем, показали свою силу — и строптивца наказать, и тринадцатилетнего государя припугнуть. Но эта выходка переполнила его чашу терпения. Через неделю после скандала великий князь отправился на обычное свое богомолье в Троице-Сергиев монастырь — и объявил, что хочет впервые, как его отец, поехать на охоту в Волоколамск. Против такого желания временщикам возразить было нечего. Мальчик подрастал, старался выглядеть взрослым и тянулся к традиционной забаве великих князей. Опасений это не вызвало — наверняка при Иване Васильевиче были соглядатаи Шуйских. Скорее всего, и Адашев был в их числе, ведь его сближение с государем, в отличие от Воронцова, никто не пресек. Сами узурпаторы остались в Москве, в отсутствие монарха им было даже удобнее проворачивать свои дела.

Но они просчитались. Ивана Васильевича сопровождали его дяди, Юрий и Михаил Глинские, были и другие бояре, кому засилье Шуйских уже стало поперек горла. В путешествии и на охоте было проще избегать лишних глаз и ушей, выработать план действий. В Москву вернулись в ноябре. Все оставалось вроде бы тихо. Торжественно встретили Рождество Христово. А после праздника собралась Боярская дума, и Иван Васильевич в первый раз явил себя Грозным. Вдруг прямо на заседании повелел арестовать предводителя Шуйских, псковского вора Андрея. Бояре, с которыми он сговорился, были наготове. Мгновенно схватили ошалевшего от неожиданности временщика и передали псарям. А те не довели его до тюрьмы, убили по дороге. И уже после этого, задним числом, были оглашены его вины — беззакония, насилия над людьми, убийства, грабежи.

Был ли Шуйский убит по приказу государя? Или бояр? Или сами псари отыгрались на ненавистной фигуре? Версии разных летописцев отличаются. В официальной истории царствования Ивана Грозного сказано, что он «велел поимати перваго советника… князя Андрея Шюйского и велел его передати псарям, и псари взяша и убиша его, влекуще к тюрьме». Другой источник отмечает, что его «убили… псари у Курятных ворот во дворце, повелением боярским» [161]. В любом случае, сценарий представляется многозначительным. Великий князь и поддержавшие его бояре считали себя не в силах легитимными средствами избавиться от узурпатора! Предать его суду и казнить по закону получалось невозможно или слишком опасно. Даже арестовать и конвоировать его поручили холопам-псарям! Не были уверены, что такой приказ выполнят придворные и военные. Возможно, команду псарей сформировали еще на охоте в Волоколамске. Не доверяя посторонним, чтобы до Шуйских не дошло.

И лишь после того, как их группировка оказалась обезглавленной, Иван Васильевич со своими сторонниками смог действовать планомерно. Арестовали князей Ивана Кубенского, Федора Скопина-Шуйского, Юрия Темкина, казначея Фому Головина. Но здесь-то в полной мере можно оценить истинный характер юного государя. Сами Шуйские расправлялись с противниками очень круто — а его поступками руководили не месть, не озлобление. Нет, милосердие! За чудовищные преступления поплатился жизнью только Андрей Шуйский. Кубенского определили в тюрьму, остальные сообщники отделались ссылками.

Наконец-то возвратив себе власть, великий князь приблизил дядей, Михаила и Юрия Глинских, одного пожаловал в бояре, второго — чином кравчего. Возвысил в бояре и пострадавшего любимца Федора Воронцова, фактически поставил его во главе правительства. Уже в тринадцатилетнем возрасте Иван Васильевич проявил себя реформатором. Учредил новый придворный чин стольников. Их набирали из молодых аристократов, на парадных пирах они прислуживали за государевым столом. Стольники были примерно одного возраста с великим князем и должны были стать его будущими сподвижниками. Иван Васильевич присматривался к ним, выбирал достойных для ответственных поручений.

Расправу с Андреем Шуйским летопись одобрила: «От тех мест начали боляре от государя страх имети» [162]. Некоторые исследователи считают, что эту приписку внес сам Иван Грозный. Но… такая оценка летописца или великого князя пока осталась лишь благим пожеланием. Никаких особых причин для «страха» у знати не было. Боярские роды были переплетены между собой, за наказанных находились заступники. Иван Кубенский, один из главных виновников беззаконий, отсидел в тюрьме лишь 5 месяцев, по многочисленным ходатайствам был прощен. Да сам Иван Васильевич еще вел себя совсем не грозно. Он по-прежнему корпел за книгами. А обретенную свободу от надзора узурпаторов использовал для долгих и дальних паломнических поездок.

Победу над Шуйскими он отметил особым образом — отправился на богомолье в Калязин монастырь на Волге. А в 1545 г. ему исполнялось 15 лет, по тогдашним меркам совершеннолетие. Иван Васильевич предпринял большое путешествие, посетил Троице-Сергиев монастырь, Переславль, Ростов, Белоозеро, Кирилло-Белозерский, Ферапонтов, Корнильев Комельский, Павлов Обнорский монастыри. Такое же паломничество когда-то совершили его отец и мать, умоляя Господа о даровании сына. Повзрослев, государь считал своим долгом повторить их путь, поблагодарить Бога и святых угодников, услышавших просьбу родителей. В Кириллове случился характерный зпизод. Из-за долгого северного дня великий князь и его свита ошиблись со временем, опоздали к ужину. Подкеларник заявил: «Государя боюся, а Бога надобе больше бояться», и отказался их кормить. Но Иван Васильевич даже не подумал спорить. Нельзя так нельзя — легли спать голодными.

Странствие длилось несколько месяцев, а едва лишь вернувшись, великий князь снова пустился в путь — в Троице-Сергиев монастырь, оттуда в Александровскую слободу, потом в Можайск. А между тем боярское правление избаловало знать. Она своевольничала, распоряжения выполняла кое-как. В декабре 1544 г. крымский царевич Иминь напал на Белевский и Одоевский уезды. Но воеводы Щенятев, Курлятев и Воротынский поссорились по поводу старшинства, не желали подчиняться друг другу. Войско простояло на месте, и татары, разграбив села, ушли с полоном. А в 1545 г. Иван Васильевич решил предпринять поход на Казань. Командующим был назначен князь Семен Микулинский, но порученное дело он счел слишком трудным и воспринял вообще как наказание. Возмущенно писал царю, за что же ему такая опала. Приказы спустил на тормозах, и вместо похода был предпринят лишь набег «легким делом» на лодках.

Но Иван Васильевич вдруг начал узнавать, что и в правительстве у него неладно! «Дружба» Воронцова оказалась совсем не