такое Царство на земле только одно — Римское. Отсюда и исключительное положение, которое занимали Византийские императоры (называвшие себя Ромейскими — римскими). Они были Боговенчанными монархами, что давало им неоспоримый приоритет среди христианских властителей. «Двойники» у них появились только с 800 г., когда папа Лев III короновал императором (Римской империи — подразумевалось, что никакой другой быть не может) короля франков Карла Великого. Но для этого понадобилось объявить Византийскую империю «еретической», как бы ненастоящей. А «христианское царство» опять получалось единственным. Но одним из пунктов расхождений между православными и католиками стала как раз подмена приоритетов. На Западе «наместником Бога на земле» был провозглашен не царь, а первосвященник, папа. Да и сама Священная римская империя германских императоров, как ее стали называть, быстро выродилась. Пост императора стал выборным, а его власть ограничили законами и подчинили коллегиальным сеймам.

После крещения Руси ее Церковь подчинялась Константинопольской патриархии, поэтому духовная власть императора признавалась и в нашей стране. Но заносчивые византийцы шли еще дальше, старались представить русских государей вообще не суверенными монархами, а своими вассалами. В официальных греческих документах упорно именовали их «архонтами» — в империи этот титул означал князя, но и чиновника, управляющего провинцией. А войны с Киевской державой называли «восстаниями русов». Но Русь набирала силу, а Византия слабела. Заключая мир после конфликта с Ярославом Мудрым, император Конастантин Мономах согласился выдать дочь за его сына. От этого брака родился Владимир Мономах, и опять случились трения, он грозил грекам войной. Тогда император Иоанн Комнин прислал в Киев необычное посольство. Оно привезло царский венец, одежды, скипетр. Иоанн таким образом признавал Мономаха равноправным царем, а вдобавок просил для своего наследника руки его дочери.

Но Владимир Мономах был последним, кто удерживал уже шаткое единство Киевской Руси. После его смерти она взорвалась междоусобицами. Легенда, впоследствии записанная на стенах Успенского собора Москвы, гласит, что Мономах предвидел распад страны, собрал перед кончиной бояр, духовенство, купцов и сказал: «Да не венчают никого на Царство по моей смерти. Отечество наше разделено на многие области; если будет Царь, то удельные князья из зависти начнут воевать с ним и государство погибнет». Вручил царские регалии сыну, Юрию Долгорукому, приказав хранить их и передавать из рода в род, пока Русь не объединится и Бог не даст ей настоящего царя-самодержца [166].

Как во многих легендах, здесь сочетались зерно истины и вымысел. Юрий не был старшим из детей Мономаха, не был любимцем отца. Очевидно, царские регалии оставались где-то на юге. Однако идея Русского Царства сохранилась именно в Северной Руси. Ее устроитель и первый великий князь Владимирский, святой Андрей Боголюбский, подчеркивал, что он — внук Мономаха, «царя и князя всея Руси». А в некоторых церковных службах, составленных во Владимире, титул самого Андрея заменялся словом «царь» [167].

В XIII в. русским княжествам пришлось покориться ханам Золотой Орды. Их тоже стали именовать царями. Они не были христианами, но и их власть была от Бога — пусть даже в наказание Руси, в исправление разваливших ее грехов. Власть ханов признавалась вполне законной, они выступали и покровителями Православной Церкви. Митрополиты всея Руси получали ярлыки на служение там же, где и князья, — от ханов. Храмы, монастыри, священнослужители находились под защитой ордынских законов.

В XIV в. обнаружился и след царских регалий Мономаха. Из пришедшего в упадок Киева перебрался на север митрополит Петр. Он осел в Москве, стал другом и наставником Ивана Калиты. И именно он благословил князя Крестом, входившим в царские регалии и присланным в свое время императором — с частицей Честнаго и Животворящего Креста, на котором был распят Спаситель. Этот Крест святителя Петра передавался Московскими государями наследникам. И Василий Иванович на смертном одре благовловил маленького Ивана тем же самым Крестом, которым «святыи Петр чудотворец» благословил Калиту и «которои прислан из Царягорода… великому князю Володимеру Манамаху, и венец царскои и диядимы и царьские, ими же венчан Царь Манамах» [168].

И как раз с Ивана Калиты во всех духовных грамотах Московских великих князей упоминается «шапка златая». Она, как и Крест, каждый раз передавалась старшему сыну. Нигде больше не фигурировала, ни в каких церемониях она не отмечается. У исследователей почему-то принято мнение, будто это был подарок Калите от хана Узбека. Но это лишь голословные догадки, ничем не подкрепленные. Куда более логично предположить, что царские регалии оставались в Киевской митрополии, и святитель Петр привез их (или сохранившуюся их часть) в Москву, передал своему ученику Ивану Калите. Передал тот самый святой, который заложил идею строительства Царства Правды…

Византия погибла, Золотая Орда распалась. За крымским, казанским, астраханским, сибирским ханами русские сохраняли титулы «царей» только по традиции, как за наследниками властителей Орды (подобный царь имелся и в самой России, в Касимове, где поселили татар, перешедших на московскую службу). Но в 1480 г. православная держава, собранная Иваном Великим, сбросила остатки зависимости от татарских царей. Женитьба на Софье Палеолог еще раз связала правящую династию с императорами Византии. И может быть, совсем не случайно для первенца от Софьи Иван Великий выбрал имя Василий — царь. Когда псковский инок Филофей обосновывал тезис Третьего Рима, он имел в виду именно это — превращение России в новое Православное царство, идущее на смену павшему «Второму Риму», греческому.

Учение о царстве разрабатывал Иосиф Волоцкий. Он писал государю Василию: «По подобию Небесной власти дал ти еси Небесный Царь скипетр земнаго царствования». Власть царя — от Бога, поэтому является абсолютной. Отчет в ней дается лишь Господу. Но при этом государь несет колоссальную ответственность за своих подданных, обязан защищать их «от треволнениа… душевныя и телесныя». Душевные треволнения — это «еретическо ученье», а телесные — «татьба и разбойничество, хищение и неправда». А такие обязанности требовали чрезвычайных прав: поощрять достойных и карать преступников. Преподобный Иосиф учил: «Страшен будеши сана ради и власти царския и запретиши не на злобу обращатися, а на благочестие». Причем право наказывать было, в свою очередь, и обязанностью. Дать волю тем, кто творит зло, — для царя это тяжкий грех. Царь не был и «первым среди равных», он был неизмеримо выше любого из своих подданных, священной особой — и выступать против него было не только светским, но и духовным преступлением. Иосиф Волоцкий наставлял, что даже священство не должно вмешиваться в его дела. Если же «Царь и на гнев совратится от кого», Церковь может лишь просить о снисхождении к провинившемуся «с кротостью и с смирением и со слезами» [169].

Да, власть Василия Ивановича