узнавала его и поняла это лишь спустя некоторое время, когда оказалось уже слишком поздно.

«15 июня 2017 г.

Было ли у тебя когда-нибудь ощущение, что страх вырывает душу? Надеюсь, ты никогда такого не испытаешь. Сегодня у меня был шанс испытать его.

Уитакер сошел с ума. Здоровяк-американец рассвирепел.

Ближе к обеду Берт вышел из палатки с устрашающим лицом и выпученными глазами. На его виске пульсировала толстая вена. Мы спросили, что случилось. В ответ услышали нечеловеческий рык голодного зверя, учуявшего кровавый след. Широкими шагами он направился к огороженному квадрату, где парни с кирками и кисточками расчищали остатки того, что, по словам Анойянакиса, должно было быть началом внешней стены входа в храм.

Одним рывком американец прыгнул в четырехугольную яму и начал копаться в земле под удивленными взглядами студентов Университета Салоников. Мы пытались остановить его. Уитакер стал рыть как бульдозер и отмахнулся от нас своими могучими плечами. Его руки погружались в землю как лопаты, зачерпывая грязь и камни. Берт раздирал ногти, но продолжал копать, будто не чувствовал боли.

Я до сих пор содрогаюсь при воспоминании об этом.

Эндрю побежал искать аптечку. То, что не получилось у нас, могли бы сделать лекарства. Внезапно гигант остановился с остекленевшим взглядом. По уголкам его губ стекала белесая струйка слюны, усиливая вид ужасного безумия. Из осыпавшейся земли торчал угол предмета, напоминающего ящик или шкатулку. На лице компьютерного эксперта появилась тошнотворная ухмылка, и лихорадочное желание копать усилилось во сто крат, он обхватил шкатулку толстыми, как стальные прутья, пальцами, ободранными, в крови и порезах. Потный, с ног до головы испачканный глинистой липкой землей, он вырвал маленькую урну из ее земляной могилы. С воплем, перепугавшим всех нас, он поднял голову к небу, и солнце внезапно, как по волшебству, закрылось темными облаками, окутавшими нас зловещим мраком.

Андрес прибежал со шприцем, наполненным янтарной жидкостью, и передал его мне. Нельзя было дать Уитакеру совершить еще одно безумие, поэтому я быстрым движением ввел препарат ему в руку. Всего через пару секунд гигант закатил глаза, ноги у него подкосились, и он свалился на землю как мешок. Мне удалось выхватить шкатулку из его искалеченных рук.

Это было три часа назад. Мои ноги все еще дрожат. Уитакер спит тревожным сном в другой палатке, а коробка стоит на столе в лаборатории, охраняемая Андресом и Каусаресом. Мы отправили домой рабочих, которые не переставая что-то бормотали, и студентов, которые до сих пор не могут поверить в случившееся. Как и я сам.

Что свело Уитакера, парня ростом почти два метра и весом сто двадцать килограммов, с ума? Откуда, черт возьми, он знал, что именно в этом квадрате и именно в этой стене была зловещая шкатулка? И, что пугает меня больше всего, стоит ли ее открывать? Уитакер нарушил все научные и технические нормы. Он ведь не выполнил ни одного этапа регистрации находки и ее дезинфекции. В глубине души я чувствую, что этот ящик Пандоры скрывает ужасные тайны, но любопытство археолога и исследователя побуждает меня выяснить, что в ней. Почему же мы до сих пор не открыли его?

Мое сердце стучит, как поезд, несущийся во весь опор.

Каким бы ни было наше решение, то, что произошло здесь сегодня, навсегда отпечаталось в нашей памяти».

Следующая запись вызвала у Натали чувство нездорового беспокойства. Действительно, если бы она не узнавала почерк отца, хоть он и был нервным и беспорядочным, она бы не поверила в то, что так часто перечитывала, подпитывая свое беспокойство.

«16 июня 2017 г.

Писать эти строки – значит одним махом обрушить все мои убеждения, все научные рассуждения, хотя я знаю, что видели мои глаза.

Я осознал, что это была ошибка, как только разомкнулись петли крышки шкатулки. Но было слишком поздно. Что сделано, то сделано, и пути назад не было.

За исключением Уитакера, который все еще спал своим наркотическим сном в одной из палаток, и доктора Роскаповой, которая все еще не полностью оправилась от солнечного удара и вызвалась присмотреть за ним, остальные члены команды находились в палатке, используемой в качестве технической лаборатории во время раскопок.

Что я могу сказать? У меня нет слов.

Как только мы открыли шкатулку, земля начала содрогаться; она сотрясалась с жалобным стоном. Мензурки и пипетки падали на землю, разбивались вдребезги, мир вокруг сотрясался от первобытной ярости из глубин, как будто мы оскорбили Пангею.

В этом регионе Греции частенько случаются легкие землетрясения, а иногда и довольно мощные, но я не могу отделаться от мысли, что это было не совпадение. За землетрясением, которое длилось всего несколько секунд, пришел сильный холод, который мгновенно заключил нас в студеные узы, леденящие наши сердца. Холод, который, казалось, отнял все тепло. И этому не было объяснения. В порыве паники я выскочил из палатки. Удушающая жара снаружи привела меня в ужас. Чудовищный контраст температур вызвал у меня неудержимую тошноту. Это физически невозможная ситуация, она не может быть реальной.

Но это еще не все.

То, что предстало вскоре перед моими глазами, было шокирующим. Толчки, должно быть, вызвали камнепад с вершины горы. Палатка, в которой были Уитакер и доктор Роскапова, исчезла. Лавина камней снесла ее.

Опомнившись, мы бросились им на помощь. Мы сообщили службам спасения, пожарной бригаде, полиции и больнице. Прошло много времени, прежде чем они прибыли. Уитакера доставили в город с переломом ноги и несколькими травмами различной степени тяжести. Он ничего не помнит о произошедшем. А доктор Роскапова…

Она мертва. И я чувствую свою вину за это. Мое тщеславие, питаемое наукой, упустило из виду тот факт, что не все в этом мире так логично и рационально, как я думал. Я читаю свои слова и не верю им. Почему я пишу это? Что еще я могу сделать, если в полиции Фив отрицают, что в этом районе было землетрясение, и предполагают, что оползень произошел по роковому стечению обстоятельств, как следствие эрозии и дождей последних нескольких дней.

Нет, я не сошел с ума. Я знаю, что это не так. В чем я точно уверен, так это в том, что мы совершили ужасную ошибку, открыв этот проклятый ящик, унесший великого человека и друга. Прости, я не могу больше писать…»

Последняя запись в старом дневнике больше всего испугала Натали, когда она читала ее в первый раз. И не из-за почти неразборчивого почерка, а из-за того, на что намекали эти короткие предложения, на заключенный в