некие новые факты. Порой сомнения в наших ожиданиях затрагивают саму концептуальную грамматику наших представлений о мире. Мы обновляем наш глубинный образ мира и открываем для себя новые карты осмысления реальности, которые чуть-чуть лучше отображают мир.

Это и есть квантовая механика.

* * *

Конечно, в вытекающем из этой теории мировоззрении есть нечто обескураживающее. Приходится отказаться от того, что считалось очень и очень естественным: от представлении о мире, состоящем из вещей. Мы должны признать это устаревшим предрассудком, старым хламом, который больше нам не пригодится.

Конкретность мира как бы растворяется в воздухе, словно в переливающихся фиолетовых оттенках психоделического трипа. И мы в растерянности, совсем как Просперо в эпиграфе к этой главе: «Вот так, как эти легкие виденья, / Так точно пышные дворцы и башни, / Увенчанные тучами, и храмы, / И самый шар земной когда-нибудь / Исчезнут и, как облачко, растают».

Это конец «Бури» – последней пьесы Шекспира – один из самых проникновенных отрывков в мировой литературе. Просперо и Шекспир сначала увлекают зрителя в мир фантазий, уводя его от самого себя, а потом утешают словами: «Мой сын, ты вопросительно глядишь; / Встревожен ты… Но будь вполне спокоен. / Забава наша кончена. Актеры, / Как уж тебе сказал я, были духи / И в воздухе растаяли, как пар». Чтобы потом тихо раствориться в этом бессмертном шепоте: «Мы сами созданы из сновидений, / И эту нашу маленькую жизнь / Сон окружает…»

Вот так и я чувствую себя после всех этих долгих рассуждений о квантовой механике. Основательность физического мира словно растаяла в воздухе, подобно пышным башням и чудесным дворцам Просперо. Реальность превратилась в игру отражений.

Но это не буйное воображение великого Барда, не его воздействие на сердца людей. И не свежая сумасшедшая идея какого-нибудь эксцентричного физика-теоретика. Нет, к этому растворению вещественности нас привели кропотливые, рациональные, эмпирические, строгие фундаментальные физические исследования. Это лучшая научная теория, обретенная человечеством на данный момент и лежащая в основе современной технологии, и достоверность ее не вызывает сомнений.

Я считаю, что настало время посмотреть этой теории в лицо, обсудить ее природу, причем не только в узком кругу физиков-теоретиков и философов, брызнуть выцеженным из нее сладчайшим и слегка пьянящим нектаром на ткань современной культуры[13].

Надеюсь этой книгой тоже внести свой маленький вклад.

Пока что реальность лучше всего описывается через события и сплетаемую из них тканью взаимодействий. «Сущности» – это всего лишь эфемерные узлы этой сети. Их свойства определены лишь в момент взаимодействия и только по отношению к другой «сущности» – любая вещь всего лишь свое отражение в других.

Любое видение частично. Никакое видение реальности не может быть независимым от перспективы. Абсолютной, универсальной перспективы не существует. Но разные точки зрения тем не менее сообщаются, знания находятся в состоянии диалога друг с другом и с реальностью и в процессе диалога изменяются, обогащаются и сближаются, а наше понимание реальности углубляется.

Действующее лицо в этом процессе – не субъект, отличный от феноменальной реальности, не трансцендентная точка зрения, а часть самой реальности, которую отбор научил работать с полезными корреляциями, осмысленной информацией. Наше рассуждение о реальности само является частью реальности.

Из отношений состоит наше «я», наши общества, наша культурная, духовная и политическая жизнь.

Поэтому все, что нам удалось совершить на протяжении столетий, мы сделали в рамках сети перемен. Поэтому политика сотрудничества осмысленнее и эффективнее конкурентной политики…

Оттого, полагаю, и сама идея индивидуального, мятежного и одинокого «я», которая в юности наталкивала меня на дикие вопросы, этого «я», который считал себя полностью независимым и свободным… в конце концов привела меня к пониманию, что я всего лишь рябь на сети сетей…

Вопросы, которые волновали меня в юности, когда много лет назад я пошел на физический факультет: как устроен мир, как работает наше сознание, каким образом оно познает мир? – остались открытыми. Но мы учимся. Физика не разочаровала меня. Она меня околдовала, поразила, смутила, ошеломила; бессонными ночами, вглядываясь в темноту, я спрашивал себя: «Неужели это возможно? Как в это поверить?» То, что Часлав шепотом спросил меня на пляже на острове Ламме, – вопрос, с которого я начал эту книгу.

Мне представлялось, что в физике наиболее тесно переплетаются структуры реальности и структуры мышления и именно там они проходят испытание горнилом непрерывной эволюции. Предпринятое путешествие оказалось более удивительным и более полным приключений, чем я ожидал. У меня на глазах, как в огромном волшебном калейдоскопе, происходило переосмысление пространства, времени, материи, мысли и всей реальности. Квантовая механика – в большей степени, чем необъятность Вселенной и открытие ее великой истории, больше, чем необыкновенные предсказания Эйнштейна, – стала для меня средоточием этого радикального пересмотра наших ментальных карт.

Классическая картина мира, говоря словами Тэна, это неподтвержденная галлюцинация.

Фрагментарный, бессубстанциональный мир квантовой механики – это галлюцинация, которая на данный момент находится в наибольшей гармонии с миром…

От предлагаемой квантовой механикой картины мира кружится голова, возникает ощущение свободы, радости, легкости. «Мой сын, ты вопросительно глядишь; / Встревожен ты… Но будь вполне спокоен». В конце концов, юношеское любопытство, тянувшее меня к физике, как ребенка к волшебной флейте, было вознаграждено: я нашел больше заколдованных замков, чем даже мог надеяться. Мир квантовой механики, который открыло нам путешествие юноши на Священный остров в Северном море и о котором я попытался рассказать на этих страницах, представляется мне невероятно прекрасным.

Гете называл суровый, продуваемый ветрами Гельголанд тем местом на Земле, что «служит примером бесконечного очарования природы». И что на Священном острове можно ощутить Weltgeist[14]135. Кто знает, может быть, именно этот дух разговаривал с Гейзенбергом, чтобы помочь ему немного стряхнуть туман с наших глаз…

Всякий раз, когда что-то устоявшееся ставится под сомнение, открывается нечто другое, позволяющее нам видеть дальше. Наблюдение за таянием вещества, за тем, что казалось твердым, как камень, помогает, как мне кажется, легче относиться к быстротечности жизни.

Взаимосвязь вещей, их отражение друг в друге озаряют нас ясным светом, который не могла передать холодная механика XVIII века.

Даже если это ошеломляет и оставляет чувство таинственности.

Спасибо Блу. Огромное спасибо Эмануэле, Ли, Чаславу, Дженанн, Теду, Дэвиду, Роберто, Симону, Эухенио, Орельену, Массимо и Энрико. Я благодарен Андреа за ценные замечания к рукописи, Маддалене за то, что сделала эти строки удобочитаемыми, Сами с ностальгией за поддержку и дружбу, Гвидо за то, что указал мне дорогу в жизни, Биллу за то, что пятнадцать лет назад он первым захотел выслушать меня по этим вопросам, Уэйну за проницательность, Крису за гостеприимство, Антонино за замечательные советы. Моему отцу – за то, что я теперь понимаю, что значит быть рядом, когда тебя уже нет. Симоне и