И только после этого, быстро увидев окружающее, все осознав и прочувствовав, Ансгар, невольно вздохнув от несбывшихся ожиданий, рывком сел и помотал головой, возвращаясь к жизни не только разумом, но и телом. И сразу увидел меч, что лежал в ножнах рядом с ним. От вида оружия, сохранившегося после так трагически закончившегося общего боя, в груди почувствовалось тепло, идущее совсем не от костра, и юноша положил руку на рукоятку, накрывая ее своей ладонью. Показалось, сам меч тоже отозвался теплом, хотя сталь обычно отзывается холодом, но здесь ошибиться было невозможно, и создалось впечатление, что меч Кьотви рад возвращению Ансгара к жизни, как могло бы радоваться живое существо, привязанное к своему хозяину всем сердцем.

– Смотри, как они оба засветились… – сказал внезапно причальный Хлюп, толкая в широкое плечо дварфа Хаствита.

Хаствит ответить ничего не мог, только замычал, улыбнулся и согласно закивал. Улыбка на его не слишком привлекательном лице выглядела странно, но в то же время глаза лучились, точно так же, как глаза кузнеца Даляты. Общие схожие черты таким разным существам придавали, наверное, лучики-морщинки, образующиеся вокруг глаз у того и другого. Возможно, эти лучики свойственны всем кузнецам. Когда кузнецы жмурятся, глядя на огонь горна и на летящие в разные стороны искры, морщинки закрываются и не темнеют от постоянного общения с огнем, как вся другая кожа лица, но потом, вдали от огня, эти морщинки становятся светлыми и светящимися и делают взгляд более радостным. Но замечать их начинаешь только тогда, когда в самих глазах начинает светиться улыбчивая радость.

– Кто засветился? – спросил юный конунг.

– И ты, и меч твой… – ответил Хлюп. – Сам посмотри… Он явно тебе обрадовался. Еще бы не радоваться. На тебя было приятно посмотреть в бою. За двести лет моей жизни на земле на городища Огненной Собаки много раз нападали враги, много сражений проходило, пусть и не под самыми стенами, но в стороне от них. Я многих знаменитых и удачливых воев видел, но никогда не видел такого быстрого. Каждый твой удар нес смерть. Ты теперь не просто Ансгар. Ты – Ансгар Разящий… И все отныне будут звать тебя только так.

Ансгар посмотрел на меч. И в самом деле, ему показалось, что меч слегка светится рукоятью, накрытой его рукой, светится и потому отдает своему хозяину тепло. Но принимать похвалы в воинском искусстве, которое он еще только постигал, и сам понимал, что еще не постиг, юноша не привык и потому засмущался.

– Где мы? – чтобы перевести разговор на другую тему, Ансгар попытался встать и сразу же закашлялся от боли в груди. Ему явно было трудно дышать.

– Почти там же, где и были… – ответил причальный. – Только тогда были сначала на воде, потом под водой, а теперь на берегу.

– А где?.. – Юноша осмотрелся, увидел пустой берег, и только в одном месте, у небольшой песчаной косы были выброшены волной из воды несколько небольших дощатых осколков. Это все, что осталось от двух драккаров. Все остальное течение быстро унесло. – Ярл Фраварад…

– Он утонул, надо полагать, как и все остальные, – сказал нелюдь. – И теперь вместе с другими кормит рыб…

– Все утонули? – переспросил юноша в понятной печали.

– Нет, не все. Несколько человек унесло течением вместе с обломками. Мы не знаем, кого… Выплыл только кормчий Титмар, потому что был без доспехов, а потом уцепился за свое весло. Его весло, как бревно…

– А он где? – оглянулся Ансгар.

– Ушел в лес дорогу посмотреть. Титмар хорошо плавает. Он потом долго нырял, надеясь кого-то достать со дна, только здесь глубоко. Никого вытащить не сумел.

– А я? Я как выплыл?.. В доспехе…

Ансгар оглядел свою кольчугу, которую совсем не повредила вода. Шлем, тоже невредимый, был надет на лежащий рядом камень, как на голову. Да и сам он, пока лежал на берегу, почти просох на солнце и не выглядел человеком, только что вынырнувшим из реки.

– Ты не выплыл. Ты сразу ко дну пошел. Как топор нашего кузнеца… Кузнец за ним долго нырял… Я потом сам еле нашел… Я же говорю, здесь русло узкое и глубокое. И еле вытащил… Уж больно он тяжел…

– А как же?.. Меня тоже ты вытащил? – спросил юноша.

– Я хотел еще раньше, но не успел. Тебя собака со дна достала. Ты в нее вцепился, еле оторвали потом… Отпускать не хотел спасителя… Одной рукой меч держишь, не выпускаешь, другой собаку, тоже не выпускаешь…

– Собака? – переспросил Ансгар и глянул на свои руки. К его удивлению, левая ладонь была полна черной и длинной собачьей шерсти, прилипшей к пальцам. – Какая собака? Откуда она взялась?

– Городская… За воротами обычно живет, около причала ходит. Иногда со мной на причале ночевала, иногда с другими… Ничья она… Мы все там ее кормили… И сюда прибежала невесть откуда… Наверное, ее Огненный Пес прислал… Огненный всеми другими собаками распоряжается. И эта к нам прибежала… Она сейчас с Титмаром ушла. Раз сюда прибежала, значит, и обратную дорогу знает. Титмар дорогу ищет… А мы с Хаствитом рядом с тобой остались. Откачали тебя… Большую, считай, бочку воды из тебя вылили, а как дышать начал, оставили отлежаться, чтобы сам в себя пришел, постепенно… Это лучше, чем силой приводить…

Ансгар потряс головой, чтобы привести ее в порядок. Голова слегка болела, но не это Ансгара беспокоило. Столько неприятных новостей обрушилось на него сразу, что он от этого впал в бо́льшую растерянность, чем от своего утопления, которое какой-то мукой и болью для него не вспоминалось. А недавние сны о Вальгалле казались такими безмятежными в сравнении с болезненной действительностью, в которую он вернулся, что жизнь радости не доставляла.

– Бедный дядя… – только и сказал юноша. – Но он пал достойной смертью, и никто не посмеет порицать его. Костер в Вальгалле уже принял его… И все остальные пали достойной смертью, с оружием в руках. Среди нас не было трусов…

– Им от этого не легче, – философски изрек маленький Хлюп. – Ловать тела унесла далеко. И не останется после них даже жальников[59]. И еще обидно, что победить не смогли, и еще, что отправление Хаствита домой откладывается. Да и ты, конунг, кажется, слегка спешил, а эти свеи тебе помешали, как они всегда и всем мешают. И что только лезут не в свои дела…

С этим было трудно не согласиться, потому что напыщенные шведы, страдающие манией величия, постоянно лезли и в норвежские дела, чем самих норвежцев давно уже и сильно раздражали. И даже в датские пытались влезть, что в итоге вызвало датское нашествие, в результате которого датские конунги отобрали часть шведского берега себе. И в саамские, присоединив к Швеции почти всю страну Саамию[60]. Наверное, и норвежцам стоит шведам так же ответить, как ответили датчане, чтобы не повторить судьбу саамов, но чтобы такие мысли претворить в жизнь, следует сначала конунгом стать. А до этого, казалось сейчас, очень далеко. Дальше, чем когда бы то ни было. И вообще не встал еще вопрос о том, как Ансгар будет возвращаться домой. И потому резонансом прозвучало обращение к нему причального.