Однако губы Джеральда побелели еще прежде, чем он договорил, и силы его оставили. Эдвард бросился к брату, а мисс Мьюр, внезапно позабывшая страх, явила мужество и нехарактерную для молодой женщины сноровку в обращении с ранеными.

– Уложите его, мистер Эдвард, скорее! Дайте мне носовой платок и принесите воды, – распорядилась она со знанием дела.

Бедняга Нед повиновался и стал, едва дыша, наблюдать, как мисс Мьюр перевязывает руку Джеральда повыше раны, сооружает жгут из носового платка и рукояти хлыстика и тем самым останавливает фонтан крови.

– Наверное, доктор Скотт сейчас с вашей матушкой; ступайте и приведите его, – было второе распоряжение.

Эдвард бросился прочь, благодарный за любое задание, которое поможет избавиться от охватившего его ужаса, он отсутствовал всего несколько минут. В это время Ковентри наблюдал за мисс Мьюр: вот она опустилась перед ним на колени и смачивает ему виски одной рукой, пока другая надежно фиксирует повязку. Собранная, бледная, но уверенная в правильности своих действий, – такой была девушка в минуту опасности, ее глаза излучали непривычное сияние. Перехватив исполненный благодарного изумления взор Ковентри, мисс Мьюр ободрила его улыбкой, от которой ее лицо сделалось пленительным, и произнесла с нежностью, какой никогда прежде Ковентри от нее не удостаивался:

– Не волнуйтесь. Опасности нет. Я останусь при вас, пока не подоспеет помощь.

Помощь подоспела очень быстро, и первым делом доктор Скотт поинтересовался:

– Кто наложил жгут?

– Она, – едва слышно отвечал Ковентри.

– Благодарите ее, она спасла вам жизнь. Господи боже! Сделано профессионально! – И старик доктор взглянул на девушку с восхищением и любопытством, смешанными в равных долях.

– Не отвлекайтесь на похвалы. Прошу вас, займитесь раной, а я пока принесу бинты, нюхательные соли и вино.

Мисс Мьюр исчезла столь быстро, что звать ее или пытаться догнать не имело смысла. Пока она отсутствовала, доктор выслушал рассказ Неда, которого терзало раскаяние, и осмотрел рану.

– К счастью, при мне мой хирургический чемоданчик, – сказал доктор Скотт и прямо на скамье разложил миниатюрные блестящие орудия пытки. – Подойдите сюда, мистер Нед. Будете держать руку вашего брата, а я займусь артерией. Э, нет, так не годится. Не дрожите, ведь вы мужчина; если вам страшно – отвернитесь, главное, чтобы рука была зафиксирована.

– Я не могу!

Бедняга Нед побледнел и едва не лишился чувств – не от страха крови, а при ужасной мысли, что хотел убить родного брата.

– Я подержу!

Тонкая белая рука подхватила окровавленную руку и стала держать ее столь крепко и надежно, что Ковентри вздохнул с облегчением, а доктор Скотт, кивком выразив одобрение, занялся своей работой. Вскоре она была закончена. Пока Эдвард бегал домой предупредить слуг, чтобы не проболтались о происшествии матушке, доктор Скотт спрятал инструменты, а мисс Мьюр, ловко используя нюхательные соли, воду и вино, привела Джеральда в чувства, что он самостоятельно добрался до своей комнаты – доктору Скотту пришлось всего-навсего подставить ему плечо, а мисс Мьюр – идти рядом и поддерживать руку, ведь в саду нельзя было сделать для нее перевязь.

Шагнув на порог спальни, Ковентри обернулся, протянул к мисс Мьюр левую руку и с большим чувством произнес:

– Мисс Мьюр, я вас благодарю.

Нежный румянец окрасил бледные щечки, когда мисс Мьюр пожала протянутую руку и без единого слова выскользнула из комнаты, куда тотчас ворвались Люсия с экономкой, чтобы окружить заботами бедного раненого. Он вскоре устал от этих забот и отослал прочь всех, кроме Неда, который раскаянно ходил по комнате с видом молодого и отверженного Каина[13].

– Поди сюда, сядь со мной и расскажи-ка все по порядку, – сказал Ковентри. – Прости меня, Нед, твое счастье мне дороже моего собственного, можешь не сомневаться.

Дружеские слова, произнесенные с предельной искренностью, залатали брешь в отношениях между братьями и совершенно покорили сердце Неда. С готовностью принялся он говорить о своей любви, ибо ни один влюбленный не таится, когда имеет сочувствующего слушателя, ведь Джеральд очень сочувствовал. Целый час, лежа в постели, внимал старший брат истории о том, как зарождалась и расцветала эта любовь; внимание его не слабело, ибо чувства придали рассказчику красноречия, и характер Джин Мьюр он живописал сияющими красками. Неоднократно были подчеркнуты: доброта мисс Мьюр ко всем и каждому; преданность Белле и сестринское стремление как можно лучше обучить ее; трогательная забота о матушке; кроткое смирение перед Люсией, которая не скрывала своей неприязни. Особенно же Нед упирал на дружеское участие в отношении его самого.

– Она способна сделать из меня мужчину. В мое сердце она вселяет силу и отвагу. Никто другой так не преуспел в этом, как Джин. Она не похожа на девушек, которых мне случалось видеть. В ней нет сентиментальности, зато есть мудрость, доброта, нежность. Она говорит, что думает, глядя собеседнику прямо в глаза; она самая честная девушка на свете; такая не предаст! Я в этом успел убедиться… Ах, Джеральд, как же я люблю ее!

Тут бедный юноша закрыл лицо руками и испустил вздох, от которого больно сжалось сердце брата.

– Клянусь душой, Нед, я тебя понимаю. Не будь препятствий со стороны мисс Мьюр, я бы содействовал вашему счастью. Но она любит Сиднея, тебе же остается только принять свою судьбу, как подобает мужчине.

– Ты уверен насчет Сиднея? А если это кто-то другой? – Во взгляде Эдварда мелькнула подозрительность.

Ковентри сообщил брату все известные ему факты и все свои предположения касательно своего друга, не забыв и о письме. Эдвард с минуту раздумывал, затем выдохнул и сказал прямо:

– Я рад, что соперничаю с Сиднеем, а не с тобой. Легче, когда соперник – чужой человек.

– Со мной?! – воскликнул Джеральд и рассмеялся.

– Да, с тобой. В последнее время меня терзал страх, что ты сам влюблен в нее. Или, точнее, что она влюблена в тебя.

– Ах ты юный ревнивец, ах ты глупыш! Да ведь мы с ней не видимся, а если говорим, так строго по делу. Откуда же взяться сердечному интересу?

– А зачем ты слоняешься по террасе? Ни одного вечера не пропустил! И почему она начинает трепетать, едва завидев твою тень?

– Просто я люблю музыку, а общество певицы мне не нравится; отсюда и мои прогулки. Что до трепета, так он – плод твоего воображения. Мисс Мьюр не из тех женщин, которых тень мужчины заставляет трепетать.

И Ковентри покосился на свою бессильную руку.

– Спасибо за эти слова, брат, а еще за то, что больше не называешь ее за глаза малюткой Мьюр. Возможно, трепет и