Он вдруг осекся. Вспомнил Петрову, потерпевшую.

Нефедов запинки не заметил.

— А вы какого года рождения, подскажите?

— Но‑но, Нефедов! Салют.

* * *

Но на подступах к кабинету Коптельцева его остановила секретарь.

— Товарищ Зайцев. А я вас ищу.

Это было совсем не кстати. Нетерпение жгло Зайцеву подошвы.

Секретарь носила мужское пенсне, коротко стригла седые волосы и говорила «э» вместо «е», но Зайцев все равно сказал:

— Мне приятно, честное слово. Я весь ваш.

Та вспыхнула. Но прижав к груди ворох бумажек, принялась в нем выискивать нужное жемчужное зерно, чуть шевеля губами.

— Насчет карточек! Вы решайте мне прямо сейчас — вопрос безотлагательный, я и так с ним запыхалась: открепляться здесь и там прикрепиться? Или не открепляться, а здесь получить продукты вперед?

Она сказала «вперод».

— «Вперод», — машинально повторил Зайцев. Он не понял ничего, мысли его сразу запнулись о слово «карточки», перескочили в удобную колею «Пашка разберется» и тотчас унеслись далеко.

— Товарищ Зайцев? Вы так рассеянны!.. Распишитесь.

Он очнулся, накалякал свою обычную подпись.

— Я тоже так думаю, — сказала секретарь, наклонив пенсне и следя за карандашом.

— О чем? — встретился он взглядом со стеклышками.

— Практично. — Она забрала у него карандаш, заложила себе за ухо, сунула ему в руку продуктовые карточки и, тотчас утратив к Зайцеву интерес, двинулась навстречу следующему пункту повестки дня.

Зайцев машинально опустил карточки в карман. И уже без помех шагнул к двери Коптельцева.

Уже было схватившись за ручку двери, разжал пальцы.

Он отошел от двери Коптельцева. И в миллионный раз пожалел, что бросил курить.

Сейчас ему просто необходимо было хотя бы несколько минут подумать. Как повести разговор?

Дверь распахнулась сама.

Чего Зайцев еще больше не ожидал, так это добродушия.

— Вася!

Маленькие глазки Коптельцева, еще недавно злые, как у кабана, сияли.

— Ну входи же?

И заспешил к столу, к телефону. Зайцев втянулся за ним, прикрыл за своей спиной дверь. Коптельцев тем временем взялся за трубку.

— Готов? Поезжайте первым же поездом. Вечером на вокзале. Выписали бронь. Поедете не хуже лауреатов. А карточки получил уже? Нарисовали так быстро, как могли, — словно пригласил он оценить быстроту, словно ждал похвалы.

— Куда поеду? — не понял Зайцев. Поправился: — Поедем.

Подумал: кто — «мы»?

Теперь Коптельцев изобразил удивление.

— В Новочеркасск, — небрежно бросил он и поспешно, слишком поспешно, слишком деловито перевел разговор: — Карточки отоварь сейчас же, по магазинам болтаться некогда. — Он снял трубку, будто боялся вопросов, заказал соединение: — Распределитель.

— В Новочеркасск?

Коптельцев поднял ладонь, мол, тихо. Подождал соединения. И намеренно заурядным тоном бросил в сторону от трубки:

— ККУКС из Ленинграда в Новочеркасск перевели. Приказ товарища Буденного. Да ты же и сам говорил. — Снова в трубку: — Распределитель?

Отдал несколько распоряжений. Зайцев не слушал — быстро соображал, как лучше быть. Мимоходом расслышал только свою фамилию.

— Паек сразу иди получи, — почти добродушно наставлял Коптельцев, повесив трубку. — Категорию А тебе выписали по такому случаю, во как. Понял? Это где Елисеевский, — объяснил он. — Только вход не с Невского, а со стороны радио. Ну, удачи. Новочеркасские товарищи встретят, разместят, чем могут помогут.

— Один не поеду, — твердо — он успел это обдумать, пока Коптельцев говорил по телефону, — перебил Зайцев. — С самого начала речь шла: мне нужен агент. Я несколько раз подал соответствующий сигнал, и по комсомольской линии… — начал он.

Ожидал, что Коптельцев ощерится. Но тот заулыбался, закивал:

— О чем и толкую! Ты слушаешь вообще или нет? Учтен сигнал твой этот. Комячейка тоже удовлетворена. Кадровая помощь тебе… — он с довольным видом сцепил руки на столе, смакуя слово, — …выделена. Ажур полнее некуда. Твое дело теперь — результат предъявить. Удачи, — повторил он.

* * *

Зайцев отправился в уборную. Вроде и занят, а в то же время и в одиночестве.

Он выкрутил оба рычага — струйка из крана все равно была холодной. Мыла не было, полотенца тем более. Зеркало показывало отражение в темной парше и пятнах. Зайцев сунул руки под ледяную тоненькую струйку. Запах нечистоты и хлорки его не беспокоил. Отражение в зеркале казалось чужим лицом. Он думал.

Зайцев не любил внезапных перемен.

Внезапная перемена в Коптельцеве тем более таила… Угрозу? Подвох?

Или наоборот?

Неужели стеклянный колпак, которым некто накрыл Зайцева, так прочен?

Или наоборот. Он, Зайцев, сейчас вовсе не интересовал бывшее ведомство Коптельцева — ГПУ. Что, если в ГПУ затеяли копать под ККУКС? Не курсы кройки и шитья поди. Школа будущих маршалов. Крупная дичь. С наскока не возьмешь. Могут и по рукам дать. Да так, что рученьки отвалятся.

А вот придать делу видимую законность — тогда оно, может, и покатит. Начать с Жемчужного, Пряника, фосгена — и вывести к диверсии на вокзале. Здесь липой не отделаешься. Здесь, видать, им железное расследование понадобилось.

«Справишься — молодец: гуляй, живи. Не справишься — так тебе давно номер в гостинице на Шпалерной заказан», — вспомнил он слова, которыми приветствовал его Коптельцев после того купания в Неве.

«А чего хочу я?» — спросил он отражение. Но ответ знал: поймать убийцу Жемчужного. А назвать его убийцей по уголовной статье или диверсантом по политической — ну так роза все равно пахнет розой, как ее ни назови.

Или нет? И есть все‑таки разница?

Внезапно Зайцев узнал себя в зеркале.

«Или у меня просто паранойя», — заключил он.

Стряхнул с покрасневших, онемевших рук ледяные брызги. Обтер ладони об изнанку Самого Чистого Пиджака Советского Союза и, удовлетворенно чувствуя, что злоба его стала холодной, не мешала думать, быстрым шагом направился искать Нефедова.

* * *

Товарищ Соколова была права: несмотря на газетный лист треугольной крышей на мусорной корзине, в кабинете действительно повис кислый запах рвоты.

А главное, и товарищ Соколова все так же сидела на стуле.

При виде Зайцева она тотчас выпрямилась, суетливо вставила ступни в туфли, видимо скинутые за время долгого ожидания.