трудно играть в средних широтах. Потом она стала давать всем советы, как лучше выбивать ковры и натирать пол. Это было в дни ее увлечения лакеем, страдавшим диабетом. Лиха беда — начало. Теперь же устами Риммы, Вали, Гали и Розиты начали говорить заезжие богатые туристы, коммерсанты, католические попы…

Впрочем, далеко не все иностранцы желают иметь дело с Риммой, Галиной, Валентиной и Розитой. Те, кто приезжает к нам с открытой душой и честным сердцем, а таких подавляющее большинство, находят более правдивые, более объективные источники информации.

Как-то Римма настигла на улице туристов. Туристы в кино — и Римма следом, туристы на Ленинские горы — и она туда же. Туристы в ресторан — Римма сидит уже среди них за столом, вооружившись вилкой.

Туристы приехали к нам посмотреть наши заводы, шахты, школы. Эти люди у себя на родине слышали много хорошего о нашей Москве и теперь хотели все увидеть своими глазами. А Римма, не попав в тон, принялась доказывать, что в Москве смотреть-то вовсе не на что.

— Вот в Париже… — многозначительно начала она.

Тогда один из туристов незаметно положил во второе Риммы целую банку горчицы. Римма закашлялась, лицо ее покрылось багровыми пятнами.

— Не правда, ли, вкусно? Это почки по-парижски, — объяснил озорник, подмигивая товарищам.

— По-парижски? — Римме стало даже неловко за свое невежество. И хотя из ее глаз ручьем текли слезы, она, причмокивая, опустошила всю тарелку.

— Это бесподобно! — воскликнула она. — Вот ведь как остро могут готовить на Западе!

Туристы хохотали целых пятнадцать минут, после чего пожелали немедленно освободиться от общества Риммы.

Но приезжают к нам господа и менее разборчивые в знакомствах. В Париже и в Нью-Йорке есть ночные заведения, где богатые бездельники могут уподобляться павианам. А в нашей стране подобные увеселения отменены раз и навсегда много лет тому назад. В Москве господа скучают. Почему же немного не порезвиться в обществе легкомысленных девиц, а заодно и не послушать последние базарные сплетни?

Пустомели сидят в советском ресторане, едят советский хлеб, пьют советские вина и в угоду своим кавалерам поливают грязью все советское. А их кавалеры — буржуазные журналисты — совмещают приятное с полезным. В полупьяном лепете четырех спивающихся подружек они черпают материалы и кропают статейки для своих «солидных» и «объективных» газет.

Что ж, подружки могут не только рассказать, но и «изобразить». Если вовремя не остановить Валентину Камешкевич, то она, на удивление заморским гостям, выпьет четыреста граммов водки, съест четыре салата и шесть палочек шашлыка. При этом Валентина хнычет и брюзжит. Она надеется, что господа не только заплатят по счету, но и дадут еще пятнадцать рублей «на маникюр».

И господа платят по счету и дают на маникюр. Еще бы, такой превосходный материал о жизни типичной молодой москвички!

А Валентина Камешкевич уже далеко не молодая и тем более далеко не типичная. Много лет назад она бросила учиться, связалась с воровской шайкой. Вместе с шайкой села на скамью подсудимых и за воровство была осуждена на семь лет лишения свободы. Ее освободили досрочно: думали, что она осознала свою ошибку и теперь будет честно жить и трудиться. Но Валентина и не подумала идти трудиться. Да и зачем Валентине работать, когда ее кормят, поят и одевают джентльмены из «благородных» семей?

Валентина, эта женщина без определенных занятий, уже достаточно твердо определила свое отношение к труду и обществу. Ее подружки моложе. Но им тоже хочется кушать по шесть шашлыков за чужой счет и получать на маникюр. Римме, Галине и Розите тем не менее по двадцать два года. Пора бы и им задуматься, по какому пути идти, кем быть. Быть ли Риммой Шкормиковой или мадам Дюпон, называться ли Галиной Порокиной или так и остаться Джерри. Ведь одно начисто исключает другое.

Воспитательница детского сада Галина Порокина вечером в надежде получить в подарок сумочку рыдает в жилетку иностранца, ей у нас, оказывается, все так надоело.

Розита Шкофман в ресторане поддакивает ей, а назавтра пишет сочинение о молодом герое нашей эпохи и позволяет себе цитировать слова Маяковского: «Коммунизм — это молодость мира, и его возводить молодым!» Розита — студентка четвертого курса педагогического института. Чему же она собирается учить детей, когда окончит вуз?

Розита отвечает, не задумываясь:

— Я не настолько глупа, чтобы передавать своим ученикам то, чем делюсь с друзьями. В школе я буду преподавать согласно программе.

Да, она себе на уме. В институте Шкофман помалкивает о своих ночных вояжах: могут случиться неприятности. А своим сомнительным покровителям не говорит, что вот уже четырнадцать лет она учится на народные деньги, что государство хочет сделать из нее человека, дать специальность. Скажешь такое, а понравится ли? Так можно остаться и без угощения.

Стремление к праздности, к ресторанно-танцевальной жизни может привести к самым неожиданным осложнениям. У четырех спивающихся подружек эта болезнь дала наихудшие результаты, превратила в нравственных и духовных уродов.

…Битый час я беседую со старшиной этой праздной корпорации растленных девиц Риммой Шкормиковой — медицинской сестрой клинической больницы, пытаюсь ее пристыдить, напомнить о достоинстве советского человека, наконец, о женской гордости. А она хоть бы смутилась, покраснела.

— Вот уж и вам успели насплетничать особы, которых я имела неосторожность познакомить со своими друзьями, — вздыхает Римма. — Это от зависти. Вы не представляете, как завидуют фирменным девочкам…

— Фирменным?

— Господи, да неужели вы не знаете? — Римма берется нас просветить. — Фирменная девочка — это та, которая хорошо одета, прекрасно танцует, умеет выпить, на которую обращают внимание даже иностранцы. Словом, девушка в экспортном исполнении, самая лучшая…

Ну нет. Самые лучшие — это совсем другие. Те, до которых мадам Дюпон и ее компании так же далеко, как заграничной зажигалке с порнографическим рисунком до советского искусственного спутника Земли.

1958 г.

ОПРОКИНУТАЯ ТУМБА

Два инженера, Голубев и Мочалин, люди, в общем, уже не молодые, возвращались с работы парком и вели между собою беседу на отвлеченную тему. Эта предвечерняя прогулка прошла бы совсем незамеченной для широкой общественности, если бы они вдруг не увидели поваленную на землю афишную тумбу. Тумба лежала на дороге, мешала ходить.

— Надо бы поставить ее на место, — сказал Голубев и засучил рукава.

Друзья занялись делом и не заметили, как возле них остановился гражданин Остапов, как потом выяснилось, должностное лицо, отвечающее за порядок в данном микрорайоне.

— Вы что тут хулиганите? — гневно крикнул Остапов.

— Как хулиганим? — опешили инженеры. — Кто-то повалил тумбу, а мы ее просто хотели поднять.

— Да что вы тут самоуправничаете! — возмутился парковый начальник. — Кому надо, тот и займется этой самой тумбой.