не было, света уличных фонарей не хватало, чтобы ее рассмотреть, и Антон направил на примостившуюся на ветке фигуру луч телефонного фонарика.

Это вправду была сова, только слишком большая, а взгляд ее огромных желтых глаз был… человеческим. И злобным.

Неожиданно сова громко ухнула. Антон вскрикнул и выронил телефон. Нагнулся, пытаясь нашарить его в траве. Нашелся, к счастью. Выпрямившись, он увидел сразу две вещи.

Совы-великанши на дереве не было. Пропала, растаяла в ночи. Зато рядом с Антоном стояла старуха-хозяйка!

Она – и вроде не она. Не произнося ни слова, старуха молча пялилась на Антона. Ладони прижаты к телу, тело слегка согнуто, шея вытянута вперед. Глаза тускло светились желтоватым светом. Старуха была без очков, и глаза у нее были круглые, как у давешней совы, а зрачок вертикальный, как у кошки.

Антон глухо охнул. Старуха все стояла, глядя желтыми глазами-плошками, ухмыляясь во весь рот. Окно ее спальни оставалось темным, было закрыто. Антону казалось, он сходит с ума. Он попятился и рванул в дом. Каждую секунду ему казалось, что костлявая рука сейчас ляжет на плечо. Или, хуже того, тварь запрыгнет на плечи, повалит на землю!

Но ничего не произошло.

Истошно вопя, он вбежал в сени, затем – в комнату.

– Ты чего? – Вовчик выбежал навстречу с перекошенным лицом. – Чего орешь? Всю округу перебудишь. И бабку.

– Она не спит! Она… – Антон не мог подобрать слов и наконец выпалил: – Ведьма! Я ее во дворе видел!

Вовчик с опаской поглядел на друга.

– Не могло ее там быть. Она мимо меня не проходила, окно не открывала, я услышал бы. Тебе показалось. Иди проверь, если хочешь!

Но Антон ничего такого не хотел.

– Верни все на место, пошли отсюда.

Не дожидаясь, пока друг переварит его слова, он достал бумажник, отсчитал сумму, раза в три превышающую ту, которую хозяйка запросила за ночлег, положил деньги на стол.

– Все, уезжаем.

– Так ты серьезно?

Вовчик не спорил. Лидера в их команде не было, решения принимали совместно. Если одному что-то не нравилось, от затеи отказывались. Возможно, в этом и был успех их, как они говорили, «предприятий».

– Что ты увидел? – спросил Вовчик.

Антон покосился на дверь хозяйской спальни, и этот полный ужаса взгляд окончательно убедил Вовчика. Он послушно вернул на место все, что успел сложить в сумку, и вслед за другом покинул дом.

Позже, когда они уже выехали со двора и катили по ночному городку, Антон, стараясь побороть страх, рассказал Вовчику, что видел во дворе.

– Если бы не знал, что ты трезвенник и не состоишь на учете в дурке, не поверил бы, – сказал Вовчик.

Антон понял: дело не только в том, что Вовчик доверился мнению друга, – он тоже заметил нечто необычное. Антон оказался прав.

– Когда ты покурить пошел, я услышал кое-что. Стук. Сбоку откуда-то. Повернулся – а там зеркало в углу, помнишь?

Антон кивнул.

– Я уверен, что стучали из зеркала. Изнутри. Отчетливо слышно было. Я постарался себя убедить, что это чушь, снова к шкафу повернулся, но боковым зрением вижу: человек стоит.

– Где? – быстро спросил Антон.

– В зеркале. Жесть какая, да? Но теперь я точно уверен, что старуха стояла там, в отражении, смотрела, как я в ее вещах роюсь. Мне так жутко стало, думаю, бросать это дело надо, но как тебе сказать? Засмеешь ведь. А тут ты…

Они помолчали. «А если бы он не вышел, не увидел, – думалось Антону, – чем бы все кончилось? Тоже поубивали бы друг друга, как те воришки? Попали в аварию, уезжая ночью? Вообще не смогли бы уехать?»

– Как думаешь, она от нас отстанет? – тихо спросил Вовчик. – Мы же не взяли ничего, наоборот, денег ей оставили. Ты ушел, я и от себя еще столько же положил.

Ему было страшно обернуться: вдруг на заднем сиденье окажется милая старушка, хозяйка пряничного домика?

– Надеюсь, не будет держать зла, – ответил Антон. – Она же рассказывала, что та ведьма – то есть она сама! – людям зла не делала. Если они ее не обижали. А мы, слава богу, в итоге не обидели.

Автомобиль, набирая ход, уносился прочь из города.

Парни верили, что все обошлось.

Возможно, так оно и было.

Темный двор

«Когда денег особо нет, приходится хвататься за любое предложение», – говорил себе Валентин, глядя на длинный полутемный коридор. Три года он прожил в студенческом общежитии, а теперь перевелся на заочное отделение института, из общаги его «попросили». А скудных заработков хватало только на подобное жилье. Не до жиру.

Объявление привело Валентина на окраину города, в пятиэтажку из желтоватого кирпича, бывшую малосемейку швейного комбината. Теперь, когда комбината не было и в помине, тут жили самые разные люди. Для одних это был перевалочный пункт, другие застревали надолго, а то и навсегда.

Запах готовящейся еды, мокрого белья и сигаретного дыма, выкрашенные тускло-зеленой краской стены, мутные окна на лестничных клетках – это место выглядело унылым и безрадостным. «И люди здесь, наверное, жили хмурые и недовольные жизнью», – думалось Валентину.

На каждом этаже имелись общие кухни и ванные комнаты, но многие жильцы ухитрялись и плиты, и душевые кабины ставить в комнатах.

Впрочем, комнатушка, которая предлагалась Валентину, была настолько мала, что в ней едва хватало места для дивана, стола, узкого шкафа, холодильника и тумбочки с взгромоздившимся на нее допотопным неработающим телевизором.

На стенах топорщились полки, которые страшно было задеть плечом. На столе стояла плитка – ага, готовить все же можно! Чайник у Валентина имелся, уже хорошо.

Инна Викторовна, женщина лет шестидесяти, сдававшая комнату, спросила:

– Ну как? Годится?

Валентин обернулся к ней. Невысокая, со сморщенным, как сухофрукт, лицом, седыми волосами и глубоко посаженными глазами, она выглядела сердитой и заранее всем недовольной.

– Годится, – ответил он и сумел изобразить довольную улыбку.

– Я в соседней комнате живу. Так что, если что… – Она пожевала губами.

«Если – что? Буду буянить, она услышит? Или, если помощь нужна, обращаться можно?»

– Две-то мне ни к чему. А пенсия маленькая. Вот и решила… Так заселишься? – отрывисто спросила она.

Валентин заселился. Перетащил две сумки, куда помещалось нехитрое имущество, и стал жить-поживать. Готовил на плитке, чайник кипятил, однако на кухню ходить приходилось: вода-то там. Туалет и душевые были чище, чем он ожидал, но выглядели убого: покосившиеся дверцы, ржавые потеки, забранные решеткой сливные отверстия в полу. Но Валентин не жаловался, в хоромах он никогда не жил, а тут хотя бы в комнате один, сам себе хозяин.

На выходные приехала из деревни мать, привезла варенье, сушеные грибы и овощи, маринованную свеклу и пестрое покрывало с подушкой.

– Мам, зачем ты тащила все это! Тяжело же.