И все это делалось ради того, чтобы моя подруга могла совершить самоубийство.

О, «Звездная кусака»! Какая же ты глупая!

Наш выброс происходил не плавно, а серией тряских прыжков: мы таранили ткань, отскакивали назад и снова с силой ударялись о преграду. Я старалась не представлять себе, какие внутренние органы рвутся в процессе выталкивания нас наружу, и сколько ошметков окровавленной плоти мы оставляем за собой…

«Кусака» упорно вырывала часть собственного легкого. В добавление к булькающим, рвущимся звукам начал меркнуть свет. Большие участки стен, заросшие фосфоресцирующей плесенью, тускнели, словно выжженная огнем трава. Уклод говорил, что эти грибы извлекают питательные вещества из тканей заретты; теперь, когда моя подруга потрошила себя, грибки, видимо, оказались отрезаны от источника питания. То ли источающий свет мох погибал от голода, то ли обладал инстинктом темнеть, когда связь с источником питания прерывалась – в качестве способа сохранения энергии.

Тем временем от тряски плесень уже не так прочно держалась на стенах. Справа от меня с шепчущим вздохом достаточно обширный ее кусок оторвался от стены и шлепнулся на пол; желтое мерцание тут же погасло. Теперь голая стена представляла собой мембрану, практически прозрачную, если не считать трех больших пятен розовой жидкости. Еще один пласт грибов упал, на этот раз с потолка над головой Ладжоли. Она успела заслониться от него рукой, и он с громким шлепком упал рядом с ней. Затем посыпались и другие пласты плесени, теперь шлепки раздавались по всей комнате. В конце концов, на полу образовалась желтая груда, а мембрана на стенах и потолке полностью очистилась. Куда ни бросишь взгляд, сквозь нее были видны внутренности «Кусаки», сгустки жидкости, обрывки связок. Я закрыла глаза, чтобы ничего этого не видеть, но слышала, как ломаются хрящи, как рвутся ткани…

… И потом наступила тишина – глубокая, вязкая. Я почувствовала, как смещаюсь под притягивающими к креслу щупальцами, как будто вес больше не тянет меня вниз.

– Искусственной гравитации нет, – прошептал Уклод. – Мы вышли из поля тяготения.

Я открыла глаза. Сквозь прозрачную мембрану было видно, что мы еще не полностью отделились от «Звездной кусаки» – наш альвеолярный пузырек наполовину застрял в огромном разрыве в ее боку, точно яйцо, которое она пыталась снести. С одной стороны чернело небо со смутно различимыми та сквозь пятна засохшей крови звездами. С другой стороны виднелась сама благородная заретта, ее изуродованное тело напряглось для последнего толчка, который должен был освободить нас. Мышцы сжались и… с огромным усилием выбросили нас прочь.

Миг – и моя подруга заретта исчезла, а затем словно пушечное ядро пронеслась сквозь ночь. Теперь, глядя на мир собственными глазами, я едва различала корабль-«вязанку»… однако не заметить последовавшую через полминуты ослепительную вспышку света было невозможно. На мгновение мелькнула пугающая мысль, что шадиллы снова выстрелили в нас своим ужасным лучом; но нет, это заретта храбро врезалась в них – и погибла.

Не знаю, во что она угодила, но взрыв получился очень впечатляющий.

Корабль-«вязанка» не развалился, однако больше не приближался, просто повис в пространстве в виде пятнышка не больше ногтя моего большого пальца. Это очень удобно – иметь способность видеть сквозь собственные пальцы, ногти и другие части тела, в особенности когда речь идет об удаленных объектах. Изгиб ногтя создает небольшое увеличение; если держать руки на нужном расстоянии от глаз, возникает телескопический эффект. С такого расстояния оценить полученное кораблем повреждение не представлялось возможным, но я не сомневалась, что «Звездная кусака» целилась в самое уязвимое место, которое смогла найти.

Она была замечательной зареттой.

Рядом со мной Уклод рыдал, уткнувшись лицом в ладони. Ладжоли не плакала; она положила руку на плечо мужу, сочувственно глядя на него. Наконец маленький человек судорожно вздохнул:

– Она умерла в одиночестве.

– Она сделала это ради нас, – напомнила ему супруга. – Она сделала это с радостью.

– Но она умерла в одиночестве! – стукнув кулаком по креслу, Уклод резко повернулся к Нимбу-су и сердито посмотрел на него. – Она ведь была твоей подругой. Почему ты не ушел вместе с ней?

По телу призрачного человека пробежала рябь.

– Я предлагал, – ответил Нимбус, – но она не позволила. Сказала, что на мне лежит более высокая ответственность.

Поглядев на призрачного человека, я увидела, что его тело сгустилось над соседним креслом. Сейчас он медленно перетек в сторону, и стало видно, что, а точнее, кого именно он защищал, пока нас рывками выталкивало изнутри «Кусаки».

На сиденье покоился шарик размером с половину моего кулака. Его наружная поверхность имела такую же серую, волокнистую текстуру, что и у заретты. Шарик выглядел очень нежным, хрупким, а опутывавшие его нити напоминали волосы.

– Она еще слишком маленькая, чтобы разлучаться с матерью, – пояснил призрачный человек. – И все же «Звездная кусака» настояла. Я поклялся, что позабочусь о нашей дочери.

Дымка, из которой состояло его тело, снова стянулась к креслу, словно окутывая малышку заретту одеялом.

Только что прямо перед нами было лишь черное небо, но в следующее мгновение, закрывая звезды, возник тонкий цилиндр судна Технократии. Поле ССС вытянулось позади него длинным молочно-белым хвостом – словно откормленный угорь, лениво плывущий по звездной реке.

– Нужно сказать приветствие людям, – сказала я. – Пусть они убедятся, что мы разумные существа.

– Ничего не получится, – Уклод вытер нос тыльной стороной ладони.

– Без «Кусаки» у нас нет системы связи, – объяснила Ладжоли. – Мы не можем ни принимать, ни передавать.

Уклод начал издавать шмыгающие звуки, грозя снова разразиться рыданиями… поэтому я промолчала.

Между тем корабль землян медленно поворачивался, и спустя некоторое время поле ССС било хвостом прямо нам в лица – точно невоспитанный кот. Потом в нашу сторону выстрелил яркий красный луч; сквозь альвеолярную мембрану он отсвечивал розовым.

– Ну вот и все, – внезапно охрипшим голосом сказал Уклод. – Они схватили нас.

– Лучше, чем если бы это сделали шадиллы, – сказала я… от всей души надеясь, что так оно и есть.

– Ну да… я стану не первым Уннором, сосланным на планету-тюрьму.

– Это пережить можно, – великанша поспешила успокоить супруга. – Благодаря бумагам адмирала Йорка твоей семье известны все планеты, куда ссылают политических заключенных. В конечном счете родственники непременно вызволят тебя.