litbaza книги онлайнСовременная прозаОранжерея - Андрей Бабиков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 47
Перейти на страницу:

Буду ли я один? Могу ли я обождать? Привыч­ная грубость, привычная скука.

Tyrrhena regum progenies, tibi

non ante verso lene merum cado

cum flore, Maecenas, rosarum et

pressa tuis balanus capillis...[45]

— Rosarum et pressa, — задумчиво сказал Мат­вей, стараясь не смотреть на ее ключицы.

— Пресса? Я не говорю на английском, — на­морщив лоб, ответила она, в свою очередь раз­глядывая его кремовое кашне.

— Этого уменья в данный момент не требует­ся. Довольно того, что вы способны изъясняться по-русски, вернее, на том безнадежно испорчен­ном наречии, что в исторической ретроспективе можно уподобить, скажем, тосканскому диалекту, пришедшему в Италии на смену захиревшей ла­тыни, но уподобить, конечно, со многими важны­ми оговорками — ввиду существенных различий в предпосылках и следствиях. И хотя у вас сего­дня шумновато, я, пожалуй, все же выпью чего-нибудь за стойкой, раз уж зашел: пошлая дань де­тективному жанру, не больше.

— Как желаете, — не фазу ответила она, с изум­лением глядя на него.

Матвей снял плащ и уселся на высокий вертля­вый стульчик у стойки. Как я желаю? Главным об­разом чтобы не было курильщиков табака в радиусе ста саженей, чтобы никаких идиотских часту­шек под музыку, тамтамов и кимвал, дружного ка­валерийского хохота, от которого мороз по коже, сладострастных пожирателей устриц, жирных за­пахов из кухни, липких столешниц, грязных ног­тей, сальных шевелюр, тритонов татуировок на голых волосатых предплечьях, подозрительных пятен и грамматических ошибок на страницах ме­ню. Вот как — лишь в общих чертах, не вдаваясь в вопросы этики.

Буфетчик, простоватый с виду, провинциаль­но-есенинского типа парень с густыми русыми волосами и вздернутым носом, стоя к нему спи­ной, приготавливал кофе. Он с шипением вы­пустил из никелированного хоботка машины об­лачко пара, влил в пенистое горячее молоко как будто наперсток ароматных чернил, присыпал потемневшую массу корицей и поставил чашку на блюдце перед сидящим рядом с Матвеем че­ловеком в черном кожаном пиджаке. Тот, заго­родившись собственным плечом, склонился над чашкой; по его напряженному багровому лицу было видно, что он здорово пьян.

— Сделайте и мне то же самое, — обратился Матвей к буфетчику. — И еще виски со льдом, по­жалуйста.

— Не вопрос. — Сдвинув брови, парень при­нялся вылавливать щипцами из металлической кю­веты гулкие бомбочки льда. Затем он бросил их в стакан и полил золотистым канадским бурбоном из квадратной бутыли. Они трещали и лопались: арктическая буря в стакане.

К плечистому соседу Матвея подсела вернув­шаяся, по-видимому, из уборной девушка с блед­ным узким лицом, пьяными глазами и прямыми желтыми волосами до голых худых плеч. Обдав Матвея ароматом приторных духов, она уселась на свое место и тут же принялась клянчить у свое­го кавалера «ну еще один бокальчик шампанско­го». Человек в кожаном пиджаке хмуро посмотрел на нее, будто впервые видя. Затем он откашлялся с военными нотками в крепкий кулак и молча от­вернулся к своему кофе, в который он уже высы­пал кряду третий пакетик сахару. Девица, вздох­нув, заерзала на стуле и начала увлеченно рыться в сумочке. С интересом разглядывая и раскла­дывая перед собой на стойке, она вытащила из нее, одна за другой, следующие невинные вещицы: пухлый кошелек из блестящей бежевой кожи, зо­лотую палочку губного карандаша, ключи на бре­локе в виде бархатного сердечка, черную пудре­ницу, дорогую перламутровую зажигалку и боль­шую конфету в хрустящей обертке. Изысканное провинциальное лакомство: шоколад с ликером. Дешевый шоколад и поддельный ликер. Как стиш­ки той популярной пошлячки, полой внутри, что выступала — пару недель тому назад — в пустова­том зале музея то ли «Подержанных манто», то ли «Заезженных авто» перед «избранной публикой», откровенно ломаясь и дерзко рифмуя «фаллос» и «удивлялась». «У меня такое чувство сейчас, будто я роюсь в большой куче изношенного дамского белья, — сказал тогда, помнится, Дима Столяров, сидевший вместе с Матвеем в первом ряду. — За­чем ты затащил меня сюда, изверг?»

Шипение, облачко пара, чернила, коричневая пудра — повторение фокуса.

— Дождь идет? — отвлек Матвея от его мыс­лей буфетчик, ставя перед ним кофе и указывая на его мокрый плащ.

— Скорее снег.

Тот покачал головой.

— А я уже зимние вещи спрятал, — вздохнув, сказал он.

— Рановато.

— Никак не привыкну к московской погоде. А вчера у нас в доме как назло отключили горя­чую воду.

— Серьезное испытание.

— Вот, видите девушку, — наклонившись, ше­потом сказал буфетчик Матвею, бровью указывая на его соседей по стойке.

— Да, а что?

— Она профи. Запонщица.

— Кто?

— Запонщица. Запонки у мужиков выщелки­вает. И часы. Я заметил. Приходит с одним, с дру­гим. Выпивают. Потом гляжу — нет на мужике запонок А они могут стоить кучу денег. Тем более — часы.

— Вот как?

Матвей с любопытством покосился на девицу, теребившую своего кавалера за рукав, что-то ему втолковывая. Человек в кожаном пиджаке по-ло­шадиному мотал головой на толстой шее и отво­рачивался.

— И откуда у мужиков запонки?

— В смысле?

— Неважно.

— Мужики вкалывают...

Ясно, ясно. А она, значит, выщелкивает... Н-да, Москва кабацкая. Так у вас здесь притон, — резюмировал Матвей.

— Да неа, вроде обычный ресторан.

— Не приходило в голову вызвать милицию?

166

— Зачем? Она клиентов приводит. Не бедных. Всегда на чай оставляет. А запонки... Ну, может, он их где-то еще посеял. — Буфетчик подмигнул со значением.

— Как говорится, что посеешь, то и по­жнешь, — сказал Матвей.

— Ага, — согласился туповатый парень и за­нялся своим делом.

Матвей глотнул холодного сладковатого виски. Сколько раз он запрещал себе ввязываться в по­добное пустословие. Ведь ничего не стоило при­твориться иностранцем. Это все от одиночества и слабости духа. Вот так в разговорчиках, в смешках, в посиделках мало-помалу растрачивается по ме­лочи и талант, и жизнь. И все вокруг живут как попало, так, будто давно знают ответы на все во­просы, будто дети больше не умирают и дома не рушатся, как картонные кубики... А вдруг после этого нелепого разговора меня автомобиль собьет насмерть? Что же будет последним моим воспо­минанием? Запонщица?

Ни говорить ни с кем, ни думать о сокрушенном Блике, ни вспоминать Диму Столярова он больше не мог. Рассказав Блику о том, что случилось с их общим другом, он теперь, как ни странно, чувство­вал облегчение: все-таки поделился горем с близ­ким человеком, черт его возьми. Плеск ресторан­ного веселья за его спиной гнал его наружу, прочь, домой, в пустую квартиру и даже еще дальше — в иные широты, под иные небеса Кто-то заходился в визгливом смехе. Кто-то хрипло оглашал тост и требовал внимания. Откуда пришел вульгарный обычай стучать ножом по пустому бокалу?

1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 47
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?