– Эл, почему ты не прошел испытание сам? Взял бы двадцать долларов себе?

– Ну, Том, – сказал он, глядя на меня поверх своей серебряной оправы, – становясь старше, ты понимаешь, что жизнь полнее, когда делишь радости с другими. Ты был такой наивный паренек, такой свежий, я просто не мог провернуть все это с тобой один, не разделив веселья с другими, понимаешь?

– Ладно. Почему тогда Джей?

– О. По двум причинам. Во-первых, я знал, что он сыграет эту роль очень хорошо. Ты платил двадцатку за шоу, и я хотел, чтобы исполнение было качественным. Во-вторых, ну, он много лет обижался на меня после того, как я сыграл с ним ту же шутку в девяносто седьмом. Он потерял на ней целую рыжую и злился аж до самого девяносто девятого. Я подумал, он захочет немного отыграться.

Видите, какая доброта? Товарищество? Моя семья была так далеко, и в «Бельвью» Алан стал для меня вторым отцом, я делился с ним всеми своими переживаниями и помогал разобраться с новым сотовым телефоном, на который он смотрел в полном недоумении. Бен стал мне братом, собутыльником и тем, кто всегда говорил, чтобы я засунул варежку себе во влагалище, когда я жаловался на холод нью-йоркских зим.

Во многих отношениях посыльные – это и есть отель. Владельцы приходят и уходят, руководители приходят и уходят, ковры приходят и уходят. Постоянное лицо гостиницы – это посыльные. Они продаются вместе с участком. И я уже считал, что мне повезло работать рядом с такими интересными и в некотором смысле любящими товарищами. «Бельвью» предстояли большие перемены, большие опасные перемены, и именно такие парни облегчали задачу.

Только не Джейсон. Этот ублюдок был опасен.

Каждый день недели проходил по шаблону.

В понедельник почти все гости – командировочные, въезжающие в отель на неделю. У некоторых из них даже есть дома в Коннектикуте, менее чем в часе езды поездом, но они бронируют номер на пять дней, начиная с понедельника, что дает им возможность сбежать от семей и отпахать очередную девяностопятичасовую рабочую неделю, убеждая себя в том, что делают это без ненависти. Мистер Хокштейн, давний клиент «Бельвью», приезжал каждый понедельник с минимумом багажа и входил и выходил отсюда всю неделю. Хокштейн был тихим, скованным и неразговорчивым. Другие командировочные были более открытыми. Я лично познакомился с финансовым директором гигантской кабельной компании, потому что он приезжал каждый понедельник между восемью пятнадцатью и восемью тридцатью вечера, отправлял свой багаж наверх, всегда заказывал одну и ту же еду из паба через дорогу и уносил ее в номер. Если я работал за стойкой в утреннюю смену, я видел, как он уходит на работу утром в семь тридцать пять и возвращается в восемь вечера с одной и той же едой из одного и того же паба. Несмотря на то что он был одним из директоров огромной корпорации, этот человек ни разу не жаловался и никогда не требовал номера получше, внимания или лишнего шампуня. Из-за этого мы всегда старались ему угодить. Когда я, наконец, выудил из него, что он любит выпить бутылочку светлого «Будвайзера», всего одну, то стал припасать по бутылке на каждую ночь его пребывания и оставлял ее в номере на льду.

По вторникам приезжают еще командировочные и случайные туристы из Европы.

По средам командировочных меньше, но появляется кто-то со Среднего Запада – из тех, что хотят погулять на Таймс-сквер, а тур покупают в середине недели, чтобы сэкономить.

В четверг начинают прибывать туристы, остающиеся надолго, а командировочные начинают исчезать.

По пятницам – только туризм и напыщенные индюки из Джерси в одежде от Эда Харди, пытающиеся успокоить своих жен с поддельной грудью поездкой в Нью-Йорк, чтобы по-прежнему втихаря спать с секретаршами в своей строительной компании оставшуюся часть недели.

По субботам – еще больше туристов и случайные нью-йоркские парочки, устроившие себе короткие каникулы или снявшие номер, чтобы изменять своим супругам.

В воскресенье утром все выезжают, и камера хранения багажа заполняется до отказа, иногда его часть выливается в фойе, а охранники окружают его красной бархатной веревкой, чтобы обозначить границу безопасности. После того как все внезапно исчезают, мы чистим и моем весь отель и готовимся к следующей командировочной неделе.

Воскресенье иногда становится проблемой для посыльного во второй половине дня. Как я уже говорил, все утренние гости оставляют вещи в камере хранения и проверяют каждую сумку. Придите в три часа дня – все клиенты хотят забрать багаж обратно, причем быстро. Я видел, как Трей, работавший в одиночку в воскресенье днем, пытался разобраться с тучей выписавшихся из отеля гостей, которые все до единого размахивали квитанциями на багаж, и всех их уже пять минут ждало такси. Трей выходит с двумя сумками, дама среднего возраста хватает их и убегает ловить такси, толкая его. Следующий гость, как клон, делает абсолютно те же движения, очередной рывок и толчок. После третьего толчка Трей – хоть он и метр с кепкой, но обладает потенциалом запугивания не меньшим, чем доберман со стекающей с челюсти слюной – замирает и смотрит на оставшуюся часть тучи. Всем гостям становится интересно, почему он не спешит хватать следующую пачку квитанций. Пока гость, который решил, что он следующий в очереди, открывает рот, Трей откидывает назад голову и фыркает.

– Еще раз меня кто-то толкнет. Я вас тут всех разнесу. Черт вас дери, я тут бесплатно работаю.

Он произнес эти слова, скажем так, экстремально громко и отчетливо. Тогда я сказал, менее слышно – если честно, себе под нос: «Вот дерьмо».

Спокойно взяв квитанции следующего гостя и вернувшись за сумками, я проследил за тучей. Казалось, будто окрик Трея объединил гостей, они удивленно кивали друг другу и говорили что-то вроде: «Какая наглость!», «Вы можете в это поверить?» И даже старомодное «Я не могу!».

Пока клиенты обменивались возмущенными репликами, Трей вырывается из-за спины, таща за собой два больших чемодана со сложенными на них сумками и повесив рюкзак на грудь.

Внезапно пыхтение и одышка стихли, и каждый из гостей, даже те, кто стоял в конце очереди, вытащили кошельки и добавили в интерьер фойе немного зелени. Вслед за тем первым гостем, все они собирались толкнуть Трея, но он «перевернул» их всех, как искусный крупье в казино, вытаскивающий туза над разложенной колодой и переворачивающий все карты. Теперь все они были лицом вверх, готовые давать чаевые и молчать.

Вот, опять же, дорогие гости, что такое нью-йоркский посыльный.

Но во время менее загруженных смены на рецепции, по вторникам и средам, мы с Кайлой развлекались, притворяясь, что обсуждаем каждого, кто забредал в фойе отеля. Я изучил ее как свои пять пальцев. Чтобы она засмеялась, мне достаточно было показать на кого угодно (в этом и была соль шутки). Это мог быть любой вошедший в фойе; я говорил что-то вроде: «Посмотри на этого парня. Сейчас, подожди, ну, подожди, посмотри на этого парня, боже», а затем снова и снова: «Нет, ты только глянь на этого чувака, ты вообще видала такое?», пока Кайла не падала в кресло. Ей нужно было какое-то время, чтобы успокоиться и не описаться со смеху.