— О, факинг плэйс, вы только посмотрите, какие тут цены. На наши деньги… девятнадцать фунтов — какой-то вшивый коктейль, а?! — Фицпатрик с отвращением отбросил меню в сторону и заказал себе двойное виски. Поскольку вечеринка закончилась, напитки больше не были бесплатными.

Гордеев заказал арманьяк. Услышав это, Фицпатрик ухмыльнулся, но ничего не сказал. Гордеев спросил его, очень ли он расстроился, что ему не достался приз за режиссуру.

— А что, было заметно? — нахмурился Фицпатрик.

— Ну, в общем, да, — наобум сказал Гордеев, которому было на это тоже плевать.

— Ну тогда, значит, правильно, что не дали. Значит, я паршивый актер.

— Но вы же и не актер, — заметил Гордеев и попал впросак.

Оказалось, что Фицпатрик считает себя прежде всего артистом, художником, а режиссура — это так, минутное увлечение, которое, правда, растянулось на несколько десятилетий.

— Сегодня тебя рвут на части и засыпают предложениями, а завтра с трудом припоминают твое имя и предлагают позвонить через месяц, а еще лучше — через год, — жаловался Фицпатрик.

— Да, — подержал Гордеев. — Кто, к примеру, сегодня вспоминает Монахову, верно?

Фицпатрик внимательно посмотрел на «журналиста».

— Вы это к чему? Ах да, вы же ее соотечественник. Ну, о Монаховой вам лучше говорить с Зингером. Хотя сильно сомневаюсь, что у вас что-то получится. Он — тот еще зануда.

— Почему же она вышла за него замуж? Это был выгодный брак с точки зрения карьеры?

— Конечно, — засмеялся Фицпатрик. — Она русская актриса, он — американский сценарист, что может быть лучше для них обоих!

— То есть они друг друга не любили?

— Слушайте, какого черта вам от меня надо? Я же согласился на интервью, а вы лезете ко мне с Монаховой… Знаете, сколько актеров в моих фильмах получали призы?

— Я не считал, — честно признался Гордеев.

— То-то же. А я считал! Тринадцать, — похвастался режиссер.

— Несчастливое число.

— И что?

— Не знаю. Выпьем еще?

— Ладно.

Фицпатрик снова заказал виски, а Гордеев — арманьяк.

— Дался вам этот французский одеколон, — удивился Фицпатрик.

— Мне просто нравится.

— Я знал одного человека, который был на нем помешан. Но у него хоть были основания… Кстати, у вашей Монаховой с ним был роман, он даже хотел на ней жениться, но она отказалась: как раз тогда с Зингером познакомилась. Очень парень расстроился.

— Вот как? — заинтересовался Гордеев. — А какие у него были основания?

— Самые простые. Он владеет огромными заводами по производству арманьяка.

— Вот это да! — удивился Гордеев. — Первый раз слышу.

— Что же вы за журналист? Выпьем?

— Выпьем.

Выпили.

— Что ж поделаешь, вот такой вот журналист. Не из таблоида просто.

— А как называется ваше издание, я что-то подзабыл?

— А зачем вам? — насторожился Гордеев, который, собственно, и не говорил, как называется «его издание», руководствуясь простым принципом: меньше наврешь — целее будешь.

— Действительно, — махнул рукой Фицпатрик. — Но я все же удивляюсь, зачем я вам сдался? Шли бы себе загорали, с девчонками развлекались…

— Загорать? — усомнился Гордеев. — В два часа ночи?

— Я ведь предложил и второй вариант.

— Да ладно, успею еще, — великодушно отказался «журналист», — на мой век девчонок хватит. Я лучше составлю вам компанию.

Фицпатрик вдруг засмеялся.

— Я сказал что-то смешное? — удивился Гордеев.

— Нет-нет, просто у нас диалог, ну прямо как в моем предпоследнем фильме.

— Это в каком же? — уточнил Гордеев. — Я, признаться, его не видел.

— Вы серьезно? — округлил глаза англичанин.

— Ну да, в общем…

— Потрясающе! — восхитился Фицпатрик. — Что вы вообще делаете на кинофестивале с такими привычками? Можно пожать вашу мужественную руку?

— Э-э-э… да пожалуйста.

— Как, вы сказали, вас зовут?

— Юрий.

— Джури?

— Нет, Ю-рий.

— А, понимаю, такое имя было у Кевина Костнера, когда он играл русского шпиона.

— Это где же?

— Нет, вы все же восхитительны! Вы ни черта не знаете про кино и даже не пытаетесь скрыть! Давайте выпьем за вас, Джури!

— Ю-рий, — напомнил Гордеев.

— Да-да, простите.

Они выпили.

— Ну ладно, давайте, что ли, я вам автограф поставлю, — предложил умиленный Фицпатрик.

— А зачем?

— Ну как зачем — все в конце беседы просят автограф.

— Во-первых, мы еще не закончили, — Гордеев кивнул на стаканы, — а во-вторых, не нужен мне ваш автограф.

— Слушайте, ну вы просто… просто… — Фицпатрик не мог найти слов, чтобы выразить свое восхищение. — Такого журналиста я еще не встречал!

— Все когда-то бывает в первый раз, — хладнокровно объяснил Гордеев и перевел разговор на другую, менее опасную тему. — Скажите, я всегда хотел понять, а вот все эти шутки, которыми так ловко сыплют кинознаменитости, неужели это они на ходу придумывают? Я тут слушал многих звезд на пресс-конференции и просто диву давался, какие все речистые и находчивые.

Фицпатрик снова захохотал:

— Это актеры-то?! Черта с два! Да эти придурки двух слов связать не могут, если не по бумажке! Все заранее подготовлено и многократно отрепетировано, уж поверьте мне, старина! И даже более того, обычно те, кто задают вопрос, заранее знают, какова будет шутка. Тут все спланировано, слишком уж респектабельное мероприятие. Вот вам обратный пример, это доказывающий. Когда-то, уже много лет назад, представляя свой фильм в Каннах, я специально споткнулся на лестнице, думая, что это рассмешит всех вокруг. Ничего подобного. Мало того что никто не рассмеялся, все кинулись меня поднимать! С тех пор я стараюсь за границей не шутить. Эти киношники — они такие тупые, — вдруг с совершенно детской обидой сообщил Фицпатрик.

Слово за слово, Фицпатрик разговорился не на шутку и рассказал Гордееву о том, что, собственно, главным образом его и интересовало — о подробностях брака Милы Монаховой с Эммануилом Зингером. Фицпатрик был с Зингером хорошо знаком, он не раз ставил его пьесы на лондонской сцене и пару раз даже экранизировал, впрочем по его же собственному признанию, без особого успеха. Именно он, Джон Фицпатрик, их и познакомил. Роман развился мгновенно, несмотря на то что Зингер был старше Монаховой лет на двадцать. Эту пару даже сравнивали с Мерилин Монро и Артуром Миллером — знаменитая актриса и театральный драматург — и тем более проводили такую параллель после странной гибели Милы. Впрочем, к тому времени Монахова и Зингер вместе уже не жили. Гордеев узнал, что Зингер вообще редко выезжает из Нью-Йорка, он даже на похороны своей недавней жены в Москву не прилетел.