— Как поживает Минога?

— Что, прости?

— Как ее конференция? Или что там?..

— Да, верно. Она сказала, что собирается остаться в Вашингтоне еще на неделю. У нее там полно дел.

— Она знает, что я здесь?

— Знает. Можешь погостить еще немного, если хочешь. Есть у меня кое-какие задумки, хотелось бы обсудить их с тобой.

— Лады. Тогда получай хорошие новости, я приберег их. Отныне мне больше не придется жить на иждивении.

— Раздобыл денег? Как тебе удалось?

— Стребовал должок. Поможешь открыть новый счет в банке, завести чековую книжку, все такое?

— О какой сумме речь?

— Если интересно — пять тонн.

— Ты добыл пять тысяч долларов, сделав всего пару звонков?

— Немного больше, если честно. Хочешь — могу вернуть тебе пятьсот.

— Может, попозже, — сказал я, не переставая удивляться. — А пока суд да дело, давай сходим завтра в банк, положим твои деньги.

* * *

Утром я отвел Олсона в «Оук-банк» и воспользовался давним знакомством с клерками, чтобы упростить процесс оформления чекового счета на сумму 5500 долларов для моего гостя. Три отдельных чека были выписаны людьми, имена которых я слышал впервые: Артур Стэдэм ($1000), Филисити Чен ($1500) и Мередит Уолш ($2500). Олсон получил временную чековую книжку и пять сотен наличными и остался доволен. Когда я отказался взять деньги, Дон сунул половину долга мне в нагрудный карман.

Я думал, Олсон будет выписывать чеки, пока их не перестанут принимать. С кредитной картой он бы быстро прогорел, потому что Дон расценивает кредитки лишь как наличные в постоянно доступной форме. Но нет, оказалось, он возьмет кредит, за первый месяц расплатится чеком. Суть последующих операций для меня осталась не вполне ясной.

Чувствуя себя пособником в криминальной затее, я принял предложение Дона угостить меня обедом в «Полной чаше», китайском ресторане на углу Кедровой и Раш. Мы сделали заказ, и тут Олсон меня удивил:

— Ты собираешься попросить меня съездить в Мэдисон навестить Гути Блая, угадал?

Я едва не выронил палочки.

— Это еще что. А как насчет пообщаться с Мередит Брайт, хочешь? Ныне Мередит Бинэм Уолш.

— Да о чем ты?

— Если интересует, могу попробовать организовать встречу с Мередит. От Гути и слова не добьешься, но миссис Уолш может оказаться полезной. Поручиться не могу, просто предполагаю.

— Вампирша, вышедшая замуж за сенатора? И как ты это устроишь?

— Долго рассказывать, — ответил Дон. — Похоже, я ее позабавил. Ведь один из этих чеков прислала она.

Он пристально смотрел на меня, поедая суп с клецками.

— Ты ведь всерьез хочешь выяснить, что случилось на лугу. И вроде как считаешь, что все мы видели одно и то же и что каждый пережил то же, что и остальные. Так?

— Считал — поначалу. Но теперь так не считаю.

— Почему же?

— Пару лет назад случайно столкнулся с Ботиком на тротуаре за «Пфистером». Это случилось еще до того, как я начал интересоваться Сердцеедом.

Тут память подсказала одну деталь:

— Он тащил чемодан. «Ого, — подумал я, — Ботик так и не завязал». В чемодане, наверное, было полным-полно чужих наличных и драгоценностей. И того, что он прихватил «заодно».

— Надо отдать ему должное, — сказал Дон. — У парня потрясающее отношение к труду.

— Довольно однобокое, на мой взгляд. В общем, мы друг друга узнали и вроде как оба почувствовали желание пообщаться, поэтому зашли в бар отеля: в такой с большими столами, с лестницами… Я думал, Ботик занервничает, но он сказал, что это место для него абсолютно безопасное и он может провести здесь полчасика.

— Отличный план, — рассмеялся Олсон.

— Мы сидели и беседовали, как приятели, и я понял, что он, вероятно, может что-нибудь рассказать о том дне. В те годы он едва замечал меня в школьных коридорах. Гути тогда уже сидел в психушке. Ли отказывалась говорить. А ты был бог знает где.

— В паре кварталов от тебя, по крайней мере, некоторое время.

— Итак, когда мы сидели в «Пфистере», я поднял эту тему. «А у жены не пробовал спрашивать?» — поинтересовался он, и я ответил: «Пытался». «И что — не вышло?» Потом сказал, что много времени прошло и, наверное, уже можно кое-чем поделиться. «Жутко было, вот что», — сказал он. И добавил, что говорил об этом только с тобой.

Олсон кивнул:

— Пять лет назад, в Мэдисоне. Он там вроде как отсиживался в убогой комнатенке около стадиона и просто ждал, когда я появлюсь в городе. А я тогда начал проводить встречи со студентами, вроде той, в «Ла Белла Капри», на которую ты не пошел. Ботик был потрясен — не мог выкинуть из головы увиденное тогда.

— Башню из мертвых детей с торчащими наружу ножками и ручками, — подсказал я.

— И кое-где головами. Он плакал, когда вы разговаривали?

— Значит, с тобой тоже плакал?

— Да, когда пытался объяснить мне, что большинство мертвых детей были как бы завернутыми, наподобие тако[26]. «Как тако», — сказал Ботик. После этого он просто не мог говорить.

— Поразительно. В точности то же самое было и при мне. «Как тако», и — бац — он весь в слезах, его колотит, он не в состоянии вымолвить ни слова и жестами пытается показать «прошу прощения».

— Еще бы, увидишь такое… — сказал Дональд. — Но больше он не видел ничего.

— Ничего. Только высокую башню из мертвых детских тел. И ослепительное оранжевое зарево цвета «Кулэйд»[27].

— Так это же мои слова! Вот ведь ворюга, до мозга костей — даже чужие слова ворует. Ну, в общем, тот свет был мерзким. Нас заливало им, будто из какой-то трещины мира. И противнее вони я не встречал. Уверен, это пережили все. К твоему сожалению, однако, ничего другого мне увидеть не удалось. Хотя… было кое-что еще.

— Вот как?

— По правде говоря, еще два видения. Первое — этот пес: стоял в маленькой комнате возле шведского бюро. На нем был темно-коричневый костюм, двухцветные башмаки, галстук-бабочка. Знаешь, как иногда ребята в галстуках-бабочках смотрят на тебя, будто ты только что пукнул и они надеются, что ты уберешься до того, как им придется попросить тебя сделать это? Жалость и презрение. Именно так он смотрел на меня.