— Все-таки, как отсюда добраться до Москвы, не подскажете?

Дед неопределенно кивнул куда-то вперед:

— Маршруткой до Нахабино доедешь. Там электрички ходют. Тут-то отменили их давно, убыточно им было к нам ездить, — с трудом произнес сложное слово дед и с удовольствием опять сплюнул на землю что-то черное.

Причина закрытия железной дороги показалась мне сомнительной. Известно, что пригородные пассажирские перевозки во всем цивилизованном мире являются убыточными, но, тем не менее, это обстоятельство никак не способствует сокращению железнодорожной инфраструктуры. Ну да в России-матушке всегда все было по-своему, и остальной цивилизованный мир тут никогда никому не указ. На маршрутку — так на маршрутку, решила я.

Присмотревшись к обслюнявленному остатку сомнительной цигарки, висящей на нижней губе приветливого деда, я решила воздержаться спрашивать у него закурить и, сказав «большое вам спасибо!», пошла в указанном направлении. Дед, кажется, смотрел мне вслед, но попыток звонить ментам не проявлял. Да и откуда ему звонить? Мобильного телефона у него наверняка нет.

По всей вероятности было еще совсем ранее утро. Народа в поселке нам попадалось немного, а тот, который встречался, смотрел на меня с явным подозрением. Даша плакать перестала и сидела в тупом оцепенении, вцепившись пальчиками мне в шею. Спросив дорогу еще пару раз, я вышла на что-то вроде маленькой площади и увидела стоящее маршрутное такси.

Вот он, долгожданный и выстраданный линк между случившимся со мной беспредельным бредом и цивилизацией, где есть горячий душ, телефон, мои удобные белые кеды, где скоро найдется Макс и со всем разберется! Подобные мысли придали мне сил, и я затрусила к микроавтобусу.

В автобусе уже сидели несколько человек, водитель же покуривал, опершись о валяющиеся рядом железобетонные блоки неизвестного предназначения. Курить захотелось просто нестерпимо! Игнорируя удивленные взгляды пассажиров по поводу моей впечатляющей внешности, я направилась прямиком к водителю.

— На Нахабино маршрутка? — поинтересовалась я.

— На Нахабино, — охотно согласился водитель, и, как и все встреченные мной сегодня люди, уставился на мои голые ноги.

— А когда отходит?

— Да вот докурю и отходит. Только мы в кредит не возим, — сказал шоферюга, окинув меня взглядом.

Очевидно, что деньги мне прятать негде. На платье — ни одного кармана, сумки нет, даже обуви — и той у меня не было. Я лихорадочно соображала, как бы так получше наладить контакт. Улыбнулась. Поставила хмуро молчащую Дашу на землю.

— Понимаете, — начала я задушевно, — у меня тут случилась жуткая беда. Поехали в лес на барбекю, я пошла пройтись, отбилась от группы, потерялась, заночевала в лесу, кое-как сюда добралась. Мне теперь в Москву бы… А денег у меня и в правду нет.

Осмотрела себя с головы до ног: что бы такого ему предложить? На мне не было ничего, кроме пресловутого платья, намотанных на ногах лаптях того же красивого лилового цвета, и бриллиантового колечка. Колечко было моим самым любимым, стоило — мало не покажется, и отдавать его за пятнадцатиминутную поездку в Нахабино я категорически не собиралась. Я на всякий случай незаметно повернула его на пальце камнем внутрь. На Даше — пижама, такие же, как у меня, повязки на ногах и заяц в руках. Предлагать же зайца бессмысленно и жестоко. Водителю он, скорее всего, не нужен, а у Даши начнется истерика. Я вспомнила, как Макс говорил, что пытался заменить расползающегося по швам зайца новым медведем, и Даша ни в какую не рассталась со старым другом.

— А нельзя так? Без денег? — робко спросила я.

— Тебя пусти, так и других пустить придется. Правила есть правила. Без денег нельзя. Здесь щас выяснится, что у ни у кого нет денег, если начать за так пускать.

Водитель докурил и затоптал бычок ногой. Разговор был окончен.

— А сколько стоит билет? — не хотела верить я в свое несчастье.

— Семнадцать рублей. Ребенок — бесплатно.

Водитель направился к своему транспорту. Пассажиры, курившие рядом, завидев его, стали тоже занимать свои места. У меня оставались доли секунд, чтобы попасть в маршрутку. Господи! Семнадцать рублей — ровно пятьдесят евроцентов! И за такую сумму они сейчас бросят меня, голодную, с ребенком, в этой глухомани, где по моим следам в любую секунду появятся бандиты? Я просто не могла в такое поверить!

— Товарищи пассажиры! — взмолилась я в полном отчаянии. — Одолжите семнадцать рублей! Я верну. Я запишу ваши телефоны и привезу вам деньги! Клянусь! Не уезжайте!

Пассажиры, состоявшие из двух носатых мужиков, бабки с ребенком, молоденькой девушки с плеером в ушах и двух теток с авоськами, воззрились на меня со смешанным выражением на лицах. Мне показалось, или в них промелькнуло что-то типа жалости? Я дико хотела пить, курить и в душ, ноги заболели совершенно отчаянно, силы мои были на пределе, и я осознала, что еще чуть-чуть — и у меня, а не у Даши начнется настоящая истерика. Я запричитала с новой силой.

— Умоляю! Ну что вам какие-то семнадцать рублей! Я есть хочу, у меня ребенок! — Я незаметно ущипнула Дашу, и та немедленно заплакала. — Я не нищая, я из Амстердама… э-э-э… в смысле — из Москвы, у меня есть деньги, я все верну! Я отдам ваши несчастные рубли!

Эх, не надо было мне произносить слово «несчастные»! Люди после этого потеряли ко мне интерес — то ли обиделись на девицу, для которой семнадцать рублей не деньги, то ли им послышалась московская надменность в моих заявлениях, что я не нищая и к тому же из какого-то Амстердама. А может быть, никто просто не поверил, что я отдам деньги? Автобус заурчал мотором, и пассажиры отвернулись.

— Закурить хоть дайте. Пожалуйста, — обратилась я к водителю.

Не глядя мне в глаза, он молча протянул сигареты. С желтоватой пачки на меня смотрел гордый герб Российской Федерации и щерилось в ухмылке написанное черным старославянским шрифтом название «Отчизна».

Я в полной апатии прислонилась к тем же железобетонным блокам, на которые еще пять минут назад опирался наш водитель, и, покуривая, смотрела на пылящий от меня микроавтобус. «Отчизна» оказалась премерзостной на вкус, от нее щипало горло и стало кисло во рту. Кажется, я заплакала, или это опять начинался дождь?..

* * *

Забавно, до какой степени с человека можно в считанные часы счистить, как кожуру с яблока, все, что он ошибочно полагает своей сутью и своим внутренним «я». «Я», например, никогда не начинала утро без чашки крепкого дымящегося кофе. «Я» курила только хорошие сигареты, брезгливо таская с собой купленные в Голландии блоки «Marlboro» по всем странам третьего мира. «Я» не могла представить своего дня без горячего утреннего душа, причем желательно из насадки типа «Tropical Rain». «Я» питалась исключительно свежими качественными продуктами, воображая приступы гастрита от каждого случайно съеденного полуфабриката.

«Я» сейчас тащилась по петляющему в подмосковном лесу шоссе, почти не обращая внимания на уже кровоточащие ноги и сосущую пустоту в желудке. На плечах моих болтался из стороны в сторону чужой ребенок в розовой пижаме. Зарядивший полчаса назад дождь пузырился в огромных лужах, то и дело заставляя меня сходить с дороги на скользкую глинистую обочину. Я постоянно скользила и один раз почти упала, чуть не вывернув при этом руку. В душе у меня было пусто, почти никаких эмоций, даже уже не хотелось курить.