Первое, что я почувствовала, — мелко моросящий по мне теплый дождик. Это оказалось даже приятно, он тихими микроскопическими шлепками постукивал меня по всему телу. Потом до меня донеслось пение утренних птиц. И только потом я поняла, что лежу на чем-то очень жестком, и открыла глаза.

Глазам моим предстала следующая картина. Я лежала на спине, прямо на земле, на краю поляны, заросшей высокой травой, сразу за моей головой серое небо прерывалось и начинался лес. Было пасмурно, и по мне действительно моросили мелкие капли дождя, который, судя по тому, что я уже вся вымокла, шел уже давно. Меня крупной дрожью бил озноб… Где я и что я тут делаю?! И тут, почти болевой вспышкой, я вспомнила все события вчерашней ночи.

Я резко села и застонала. Повернула затекшую шею и увидела спящую рядом маленькую девочку. Она лежала, свернувшись в клубок, в розово-белой полосатой пижамке, и прижимала к груди огромного плюшевого зайца. Это Даша, — воспоминания полностью вернулись ко мне. Я снова закрыла глаза. Господи! Забери этот день обратно и дай мне другой, любой другой. Но только не этот! — взмолилась я. Но видно, запас божественных одолжений был мной полностью исчерпан прошлой ночью. Открыв через минуту глаза, я обнаружила, что ничего не изменилось, я лежала все на той же поляне. Я вздохнула и приняла этот день. Случались, конечно, дни и получше, но, справедливости ради надо отметить, что за сам этот день в моей жизни уже можно и нужно благодарить богов, потому что как мне удалось вчера убежать от верной смерти — я и сама не понимала.

Спасли меня, по сути, наверное, две вещи: мое умение быстро бегать и тот факт, что бандиты почему-то не пытались в меня стрелять. Может, им даны четкие инструкции не убивать ребенка? Тогда выходило, что своим спасением я обязана лежащей рядом пятилетней девочке. Как бы там ни было, сегодняшний день все-таки настал, я жива, и надо что-то с этим делать.

Я решила для начала провести инвентаризацию итогов вчерашней ночи. Да-а-а, — подумала я после тщательного осмотра своей внешности. Вот она, суровая правда жизни. Это только в кино красивые блондинки, проплутав месяц с Индианой Джонс где-нибудь в джунглях Амазонки, появляются в кадре в кипельно белой майке, с уложенными волосами, а часто и с накрашенными губами, и лишь красиво наложенная гримером царапина на правильно выбранном месте, которая их только дополнительно украшает, служит напоминанием зрителю о том, что красавица уже битый месяц как страдает от дикарской лесной жизни. В действительности же ничего такого никогда не происходит. Пятиминутная пробежка по ночному лесу и несколько часов сна под открытым небом полностью преобразили мою внешность. Выглядела я, как бомж после пьяной потасовки. Дорогущее шелковое вечернее платье на мне порвалось в нескольких местах и к тому же насквозь промокло от дождя. Ноги и руки грязные, под ногтями — чернота, волосы спутаны, но хуже всего были мои ступни.

Первое, в чем требовалось убедиться, — могу ли я ходить. После тщательного осмотра я пришла к мнению, что порезы на ногах довольно сильные, в одном месте я, видимо, налетела ногой на что-то острое вроде шишки или сломанного корня — там рана оказалась поглубже, но, к моей радости, кровь уже нигде не шла, и, наложив какую-нибудь повязку, я бы смогла передвигаться. Эта новость меня очень успокоила, потому что оставаться в лесу мне совсем не хотелось. В нескольких местах на ногах и руках у меня также красовались порезы и ушибы, но не сильные. Хуже всего саднил локоть, которым я, кажется, ударилась об угол столика в гостиной, уронив Максовский мотоциклетный шлем. Слегка припухший локоть плохо двигался.

Ну что ж? С этим можно жить. Хуже обстояли дела с другим. О том, чтобы решиться вернуться в дом, не было и речи! Ни за какие коврижки моя нога не ступит больше туда, откуда я вчера с такими усилиями выбралась! А значит, прощай, моя сумочка, в которой у меня лежал кошелек со всеми моими деньгами и кредитками, оба мобильника — русский и голландский, а также паспорт, ключи от маминого дома и записная книжка со всеми адресами и телефонами. Кредитки, добравшись до дома, я, конечно заблокирую. Вряд ли бандиты успели ночью что-то оттуда снять. Хотя телефон банка находился у меня в телефонной книжке, которой теперь тоже больше нет. Но это ладно, наверняка в интернете удастся найти блокировочный номер на странице банка. Но как я попаду в интернет и вообще выберусь из этой дыры без денег? Больше всего не хватало сейчас пачки сигарет. Курить хотелось просто нестерпимо!

На меня опять навалился приступ рефлексии. Ну почему все сложилось именно так, и почему именно со мной? Или правы были мои родители, что мне не стоило вообще связываться с русским бизнесменом?

Я вспомнила о Максе. Интересно, он вернулся ночью домой? Если да, то, возможно, моя сумка у него? Хотя интуиция подсказывала мне, что моя сумка вовсе не у Макса, а, скорее всего, бандиты, вернувшись в дом, первым делом взяли ее себе, хотя бы для того, чтобы установить мою личность. Я же для них — единственный способ разыскать ребенка. Я с жалостью посмотрела на бедную Дашу, и она, как почувствовав мой взгляд, зашевелилась. Посучила босой ногой, почесалась и осоловело на меня уставилась.

— Привет! — сказала я как можно бодрее и растянула губы в фирменной улыбке «Я друг всех маленьких детишек». В душе я молилась только об одном: чтобы ребенок не пытался плакать. Я совершенно не выношу детских слез. И никаких уловок успокоить девочку в сундуках моего жизненного опыта не имелось, особенно при сложившихся обстоятельствах.

Но девочка у Макса оказалась на редкость не плаксивая. Она внимательно посмотрела на меня с минуту своими черными глазками и с угрозой в голосе сказала:

— Мой папа — олигарх! Он тебя убьет.

Ого! Ну и дети тут подрастают! Слова-то какие знает, а? В ее-то возрасте? Я поняла, что сюсюкать с таким ребенком не обязательно, и сказала уже более взрослым голосом:

— Дорогая! Во-первых, твой папа меня не убьет, а поцелует, когда узнает, как я тебя спасла. А во-вторых, я тебя скоро к нему привезу. Давай лучше знакомиться! Меня зовут Ксения. А тебя Даша?

Даша взвешивала мою информацию. Детский лоб наморщился, она еще раз почесалась и, наконец, нехотя согласилась:

— Даша.

— Ну, вот и умница. Мы с тобой теперь будем дружить, да?

Даша отрицательно покачала головой. Дружить она со мной не собиралась.

— Я хочу домой, — сказала она, и по ее мимике стало понятно, что хоть она, конечно, девочка и крепкая, но если я сейчас немедленно что-то не скажу или не сделаю, то рев мне все-таки обеспечен.

— Хэй! Конечно, домой. И я хочу домой. Вот мы туда сейчас и пойдем. Только вот с этим разберусь, — я показала ей свои расцарапанные ноги, — и мы сразу же начинаем идти домой. Договорились?

Смастерив из подола своего вечернего платья что-то типа повязок нам обеим на ноги, с подушками из каких-то толстых и мягких листьев, растущих тут же на поляне, я вскочила на ноги, и, убедившись, что действительно могу ходить, скомандовала:

— Бери зайца и пойдем.

Уйти с места нашей ночевки мне хотелось на всякий случай побыстрее: вдруг бандитам придет все-таки в головы вернуться за нами утром?