— Там самый большой балкон, прямой вид на озеро и несколько гребных лодок. — Брайар нахмурилась. — Должно же там что-то быть.

Это что-то убьет нас обоих, если мы ступим на его территорию.

Я преградил ей путь своим телом. А тела у меня было охренительно много.

— Это место запрещено.

Брайар окинула меня испепеляющим взглядом.

— Что значит «запрещено»?

— Какую часть предложения ты не поняла? — вежливо поинтересовался я. Я и не подозревал, что сотрясение мозга повлияло и на ее когнитивные способности.

— Позволь уточнить: я поняла все и не согласна ни с чем. — Ее глаза сверкнули. — Это и мой дом тоже. Ты не можешь указывать мне, куда идти.

Дорогая, твой дом - это прославленный туалет с занавеской из бусин, разделяющей туалет и кухню.

Что еще было в ее доме? Ничего.

Я разорвал договор аренды. Я ни за что не позволил бы ей вернуться в эту небезопасную дыру. Я все еще не знал, что она будет делать, когда вернет себе память. Скорее всего, мне придется подыскать ей новое место. Я надеялся, что она не слишком горда, чтобы принять помощь, потому что, купив ей хороший дом в безопасном районе, я бы чувствовал себя лучше от того, как мы расстались.

— В южное крыло вход воспрещен, Брайар.

Она сжала кулаки на талии.

— Почему?

Я закрыл глаза. Вдохнул. Решил рассказать хоть какую-то версию правды.

— У меня есть темная сторона.

— Это из-за затычек, которые я видела в машине? Потому что если да, то я совершенно не осуждаю.

— Я сказал, что у меня есть темная сторона, а не потрясающая. Будь внимательнее.

Она нахмурилась.

— В чем секрет?

— Это личное.

— Я твоя чертова невеста.

Черт. Точно.

— Я... — Серийный убийца? Художественный вор? Мрачный жнец? — ... барахольщик.

Да. Это лучшее, что я смог придумать. Что я могу сказать? До сих пор я никогда не жил в романтической комедии, где все - включая абсолютно все - идет наперекосяк.

Глаза Брайар прищурились, превратившись в две подозрительные щели. Очевидно, она верила мне чуть меньше, чем Санта-Клаусу, способному всю ночь проскальзывать в дымоходы и вылезать из них на всех семи континентах и при этом оставаться веселым ублюдком.

— Пропусти меня.

— Там просто безумие. Я говорю о горах многоразовых пакетов, пустых картонках из «Костко», газетах шестидесятых, моей коллекции использованной туалетной бумаги...

Она наклонила голову набок.

— У тебя есть коллекция использованной туалетной бумаги?

— Что я могу сказать? Сердце хочет того, чего хочет. — И в моем случае, очевидно, оно хотело бактерий. — Слушай, ты не можешь видеть мое дерьмо.

— Я твоя будущая жена. Уверена, я видела твое дерьмо в буквальном смысле слова раз или два. Мужчины печально известны тем, что забывают смывать. Я это помню. Во время учебы в колледже я имела несчастье жить в одном общежитии. — Ее глаза расширились и загорелись. — О, Боже, Олли, я только что вспомнила. — Она захлопнула рот. — Я училась в Бэйлоре.

— Мои соболезнования.

— Я серьезно. — Она похлопала меня по груди, и все ее лицо засветилось. — Я вспомнила кое-что о своем прошлом. Но... — Она нахмурилась, наклонив голову. — Я вообще не помню, чтобы ты меня навещал. Разве я не должна была поехать в Гарвард? Почему я не поехала? Мы что, расстались в этот момент?

— Что-то вроде этого, — пробормотал я.

— Ага. Что ты сделал?

— Почему ты думаешь, что я что-то сделал?

— Потому что я бы никогда не стала рисковать нашими отношениями. Я слишком без ума от тебя.

Что-то кольнуло в груди. Сердечный приступ? Нет. Хуже. Намного хуже. Черт, это было плохо. Потому что это заставило меня что-то почувствовать. Что-то, что не было полным презрением к жизни.

— Ладно, да. Это был я, — проворчал я.

Она вздохнула.

— Ты изменил?

У меня перекосило рот.

— Нет. Я бы никогда тебе не изменил.

Брайар сцепила руки узлом.

— А с другими подружками?

— Неважно. Их не было и никогда не будет.

Это была ужасная правда.

Она переминалась с ноги на ногу, скрестив руки, явно ожидая ответа.

— Я как бы... — Я запустил пальцы в волосы, едва не пустив кровь от того, как сильно я потрепал кожу головы. — ... на некоторое время струсил. Мне нужно было пережить кое-что и отдохнуть от всех моих отношений. С Заком и Ромом я тоже не общался.

— О. — Ее голос стал мягким. — Надеюсь, ты сможешь рассказать мне о том, что с тобой произошло. Нам нужно поддерживать друг друга. А теперь позволь мне посмотреть на твой беспорядок.

— Не могу. — Я схватил ее за плечи - все еще изящные и восхитительные - и закружил, ведя прямо к северному крылу дома, где находились библиотека, гостевые комнаты, спальня хозяев и кабинет. — Мой психотерапевт говорит, что будет лучше, если ты этого не увидишь. Я не хочу, чтобы ты сказала об этом что-то плохое.

— Что? Я бы никогда этого не сделала.

— Уже сделала.

Я ненавидел врать ей и еще больше ненавидел заставлять ее казаться придурком, но у меня не было выбора. Если она приблизится к этой части дома, может наступить конец света.

Серьезно. Я бы не отказался, чтобы он задушил меня подушкой во сне. Это меньшее, что я мог для него сделать. Но для этого нужно, чтобы он вышел из своего крыла. А он этого не сделал. Он день и ночь бродил по темным коридорам, дулся, кипел, гноился в собственном гневе.

Она остановилась, удивленная.

— Правда?

— Да. — Я потянул ее за собой. — Ты спросила меня, уверен ли я, что у меня достаточно вещей, потому что я все еще могу втиснуть иголку в правую часть потолка.

— Боже мой, это так бесчувственно с моей стороны. — Брайар закрыла рот рукой. — С чего бы мне так говорить?

— Ты злая пьяница.

— Мне жаль.

— Все в порядке. Вода под мостом.

Я отправлялся в ад. И чтобы наказать меня, они прихватят с собой мою семью. Вероятно, мне придется круглосуточно наблюдать, как мои любимые родители сгорают на костре за мои грехи.

Брайар прижала руку к сердцу и