который говорил по-персидски. Таким образом, мне оставалось тактично сообщить королю Симашки - так звали жениха - о том, что Серрена недоступна. Его Величество выразил свое разочарование таким прекрасным поэтическим языком, что Серрена расплакалась. Затем он поцеловал Рамсеса и Серрену в обе щеки и преподнес счастливой паре свадебный подарок-двадцать больших амфор красного вина с его собственных виноградников.

Когда Техути впервые попробовала это вино, она сказала мужу: "Еще за двадцать амфор этого чудесного нектара я позволю Симашки жениться на мне.’

Король Гуротас отхлебнул из своей чашки, покрутил ее на языке и кивнул. ‘И еще за двадцать я отдам ему тебя.’

Я счел за счастье, что наш гость ни слова не сказал по-египетски, а просто поднял свою чашу и присоединился к общему веселью, которое последовало за этим обменом репликами с несколько озадаченным выражением лица.

Это было само собой разумеющееся правило Техути - ограничивать вечернюю порцию вина двумя большими чашами. "Как раз достаточно, чтобы сделать меня счастливой, но все еще в состоянии добраться до моей постели только с двумя моими служанками, чтобы помочь мне", как она выразилась.

В суматохе и дружелюбии банкета мне удалось незаметно увеличить ее потребление до четырех или пяти, просто наполняя ее чашку из моей каждый раз, когда она отворачивалась от меня, чтобы поцеловать или приласкать своего мужа. Поэтому, когда она наконец решила покинуть собрание, ей пришлось схватить меня за руку, чтобы удержаться, когда она попыталась встать. Я отпустил служанок и понес ее вверх по лестнице в спальню, а она обеими руками вцепилась мне в шею и радостно захихикала.

Я раздел ее и уложил под простыню, как делал это много лет назад, когда она была маленькой девочкой. Потом я сел на матрас рядом с ней, и мы стали болтать и смеяться вместе. Но все это время я направлял разговор в выбранное мною русло.

‘Так почему же у тебя был только один ребенок, в то время как у Бекаты четверо, и почему это заняло у тебя так много времени?- Потребовал я ответа.

‘Только добрые боги знают ответ на этот вопрос, - ответила она. ‘Мы с Зарасом за тридцать лет не пропустили ни одной ночи, даже когда я несу красный флаг. Он ненасытен, а я почти такая же похотливая, как и он. Я так сильно хотела ребенка. И, как ты заметил, моя младшая сестра Беката вынимала их из духовки одного за другим, точно пироги пекла. Я почти ненавидела ее за это. Я молилась Таверет, богине родов, и совершала жертвоприношения каждую ночь, прежде чем Зарас приходил ко мне в постель. Но это не сработало. Потом она понимающе улыбнулась. ‘Как можно доверять богине, которая похожа на бегемота, стоящего на задних лапах? Она просто проглотила все мои подношения и никогда больше не думала обо мне, не говоря уже о моем собственном ребенке.’

‘И что же ты сделала?- Спросил я, но ее ответ прозвучал уклончиво и сбивчиво.

‘Ты не возражаешь, если я воспользуюсь горшком, пока подумаю, а, Тата? Она спрыгнула с кровати и уселась на ночной горшок, стоявший в углу комнаты. Какое-то время мы оба почтительно прислушивались к звяканью ее жидкости в сосуде под ней, а затем Техути потребовала: "Если я скажу тебе, ты обещаешь, что больше никому не скажешь, Тата?- Ее дикция была лишь слегка искажена избытком винограда.

- Да поразят меня Боги, если я когда-нибудь это сделаю, - покорно ответил я, и она вскрикнула от ужаса.

‘Ты не должен так говорить, Тата. Немедленно забери его обратно. Ты никогда не должен провоцировать богов! - Она сделала знак против дурного глаза.

Я принял ее вызов и предупредил парящий пантеон бессмертных, которые, вероятно, подслушивали из теней комнаты ‘"Не смейте прикасаться ко мне, вы, мерзкие старые боги, иначе Королева Техути вскочит со своего горшка и пописает вам в ухо!’

Техути снова разразилась приступами хихиканья. ‘Это не смешно! - сказала она мне, безуспешно пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица. ‘Ты никогда не должен шутить о богах. У них нет чувства юмора, Совсем нет – если только это не те шутки, которые они играют с нами.’

- Больше никаких шуток, - пообещал я. - Однако расскажи мне, что ты сделала, чтобы забеременеть. Мне не терпится узнать эту тайну, и я повторяю свое обещание никому не рассказывать.’

‘Я сделала то, что должна была сделать с самого начала. Я воззвала к мужскому Богу, а не к женскому. Я принесла ему в жертву быка и полночи молилась ему на коленях.’

‘А что думал об этом король Гуротас, твой муж?’

- Он так и не узнал. В то время он был в отъезде, воевал с нашими соседями, и я не удосужилась сказать ему об этом, когда он вернулся домой.’

‘И мужское божество откликнулось на твои мольбы?’

‘Когда я наконец заснула, он явился мне во сне.- Она понизила голос до шепота, густо покраснела и опустила ресницы на свои прекрасные темные глаза. - Это был всего лишь сон, клянусь тебе, Таита. Я всегда была хорошей девочкой. Зарас - мой муж. Я всегда была ему верна.’

- А кто был этот бог? Он сказал тебе, кто он такой?- Спросил я, и она покраснела еще ярче и опустила голову, не в силах смотреть мне в глаза. Какое-то время она молчала, а потом заговорила так тихо, что я не мог разобрать слов.

- Пожалуйста, говори громче, Техути. Кто же это был?- Снова потребовал я.

- Он сказал, что он Аполлон, бог плодородия, музыки, истины и исцеления. Я поверила ему, потому что он был так красив.’

Я глубокомысленно кивнул. Конечно, я мог бы добавить к тому короткому списку его достоинств, который она мне перечислила. Аполлон также является богом похоти и гнева, вина и пьянства, болезней и лжи среди бесчисленных других добродетелей и пороков.

‘Конечно, вы с Аполлоном спаривались друг с другом.’ Я сформулировал это как констатацию факта, а не как вопрос. Она смертельно побледнела.

‘Это был сон, разве ты не понимаешь, Тата? - Ее голос стал пронзительным от боли. - Ничего из этого не было реальным. Серрена - дочь моего мужа, а я - его целомудренная жена. Я люблю своего мужа, и я люблю свою дочь,