— Ив, прекрати, это невыносимо!

— Я же говорю, ты меня не знаешь! Если ты даже этого вынести не можешь.

— Давай делать все постепенно, шаг за шагом. Мы ведь можем и пожениться, эта возможность есть всегда. А сейчас мы пока подыщем новое жилье, согласна?

— И какое?

— Такое, в котором нам не придется лежать на полу и никому дела не будет до того, что мы вместе!

— А Эльфрида? Не могу же я повсюду таскать ее с собой!

— Так подари ее Ангьялям или Адаму, — в конце концов, это он ее сюда притащил.

— Подожди еще немного, пожалуйста. Я их этим на всю жизнь оскорблю.

— Оскорбишь? Ангьялей? Ты прямо ангел какой-то!

— Мы же все-таки дружим или хотя бы дружили когда-то. Тут еще и законы гостеприимства. Я так не могу.

— Гостеприимства?

— Тебе этого не понять.

— Они к тебе относятся, как, ну, ты знаешь, ты сама говорила, а ты про гостеприимство!

— Давай пойдем.

Михаэль попытался взять пляжную сумку и плед одной рукой, а свободной рукой обнять Эвелин, но сумка съехала у него с плеча. Они перешли через дорогу и ступили на тропинку в тени деревьев.

— Мне только кажется, — спросила Эвелин, — или здесь с каждым днем правда все больше народа?

— Им придется открыть границу, иначе просто нельзя. Здесь уже пол-ГДР в палатках живет!

— Я, может быть, расскажу Пепи, что он трахает своих клиенток, что я это сама видела, когда однажды пришла домой.

— Эх, Ив! Не нужно тебе этого делать! Она подумает, что ты хочешь оправдаться, это ничего не даст, поверь, вообще ничего.

— Жалко, что я их не сфотографировала: Адама и его жирную Лили в ванной.

— Ты так себя ведешь, будто хочешь им что-то доказать. Зачем? Дались они тебе! Еще пару месяцев, и мы им пошлем красивую открытку из Рио или Парати!

— Мне кажется, меня словно за борт выкинули. Пепи — моя подруга, а не его. Без меня они бы никогда не познакомились!

На полянке, рядом с камышами, еще было место. Михаэль разложил плед и положил скатанные полотенца рядом друг с другом, словно подушки. Эвелин сняла юбку, а футболку оставила на себе. Михаэль принялся намазывать ей ноги кремом.

— Рассказать, что было дальше в той истории?

Эвелин кивнула, положила голову на руки и закрыла глаза.

— Белая лакированная машина закончила рассказывать первую историю, и тогда Трурль призвал к себе вторую машину, которая поклонилась королю и…

— Но ведь король хотел рассказать, — тихо сказала Эвелин, — почему он круглый.

— Ну хорошо, — сказал Михаэль. Вытер руки о траву и закурил. — Король Гениус начал так: «Я расскажу тебе, как так получилось, если ты действительно хочешь это знать. Раньше, в стародавние времена, мы, конечно, выглядели по-другому. В начале наш народ был сконструирован так называемыми мягкими белильщиками, это были пористые, мокрые существа, которые сотворили наших предков по своему образу и подобию. Поэтому у наших предков еще были голова, туловище, руки и ноги. Но после того как род наш освободился от своих создателей, наши предки захотели по возможности забыть свое происхождение. Поэтому каждое поколение слегка изменяло свой облик, пока мы не обрели совершенно круглую форму. На это Трурль, гениальный конструктор века кибернетики, сказал, что с его точки зрения у каждой круглой формы есть хорошие и менее хорошие качества. Но в любом случае лучше, когда думающее существо не может менять свою форму, потому что иначе его свобода станет для него бременем — бременем выбора. Ибо тот, кто обречен оставаться таким, каков он есть, может проклинать свою судьбу. Но тот, кто обладает властью менять свой облик, ни на кого в мире не может возложить ответственность за свои физические недостатки. Ибо если он недоволен собой, то лишь он один виноват в этом. Я же, король мой, пришел не для того, чтобы научить вас высокому искусству самосозидания, но для того, чтобы мои машины, рассказывающие истории…»

— Ив, эй, Ив? — прошептал Михаэль.

Лицо Эвелин закрывали волосы. Михаэль нагнулся к ней. Она слегка посапывала. Ноги ее покрылись мурашками. Михаэль прикрыл ей бедра юбкой, потушил окурок о траву и лег на спину. Поворачивая голову к Эвелин, он губами доставал до кончиков ее волос и целовал их.

— Пойдем искупаемся? — спросила Эвелин. — Луна взошла.

Михаэль остановился на террасе ресторана, где группа музыкантов, одетых в рубашки с жабо и красными бабочками, все еще играла песни «Аббы». Голоса певицы почти не было слышно, хотя она касалась микрофона губами.

— Они просто непотопляемые!

Высоко задирая ноги, Михаэль спрыгивал вниз по ступенькам.

Вообразив левый кулак микрофоном, Эвелин пела «you are the dancing queen…», нацелив указательный палец правой руки на Михаэля. Он удержал ее руку и поцеловал ее.

— Спасибо, — сказал он.

— Так здорово было! Где ты всему этому научился?

— Чему?

— Ну, всем этим танцам! Научишь меня им, всем по очереди!

— Ты же и так все умеешь!

— А, ничего я не умею.

— Ты смотрела мне в глаза, и у тебя все получалось.

— А когда ты меня отпускал, все заканчивалось.

Михаэль нагнулся и поднял Эвелин на руки. Она обхватила его за шею, положив голову ему на плечо. Через несколько метров у нее с ноги слетела босоножка.

С Эвелин на руках Михаэль присел на корточки, подхватил босоножку пальцем, распрямился и пошел дальше.

Когда он остановился, она поцеловала его в шею.

— Еще немножко, совсем немножечко! — прошептала Эвелин.

— Merde!

Он попытался поставить Эвелин на землю. Она продолжала держаться за него.

— Машина, — сказал он и высвободился из ее объятий.

Водительская дверь была приоткрыта.

— Ты не запер дверь?

Михаэль обошел вокруг машины.

Когда Эвелин увидела разбитое стекло, она прикрыла рот ладонью. Михаэль сел на переднее сиденье и открыл бардачок.

— И что? — спросила она.

Он продолжал обшаривать руками бардачок.

— Всё, всё украли!

— Всё?

— Всё, — сказал Михаэль и вытащил из кармана рубашки пачку форинтов. — Это всё, что у меня осталось.

— И паспорта тоже?

— И кредитки, всё.

— Ты ничего не оставил в комнате?

— Ключи от квартиры.

— Они приемник украли!

— Вот его бы я им с радостью подарил.