их в сарацинскую веру, оставались верны богам своих предков и разводили виноград, как и жившие к северу от них хазары. Вино берегли для жертв и пиров по прибытии, но сейчас Грим приказал одну корчагу вскрыть. Рогом разбавленного вина Грим простился с павшими: отпил сам, передал страшим боярам, стоявшим вокруг него, остальное вылил в воду. Отроки, осторожно ступая между сидящими на днище мертвецами, взялись за весла и вывели все пятьдесят лодий на речную ширь – на «большой перестрел». Подожгли высушенную щепу и сухую траву. А потом взяли топоры и пробили днища.

Закончив свое дело, отроки прыгали в воду и плыли назад к берегу. Позади них тянулись вниз по течению «корабли мертвых»: на каждом дымил костер, и под дымным стягом они медленно погружались в воду. С берега им отвечал прощальный крик тысяч голосов, трубили все рога в войске. На глазах у живых тысяча мертвых уплывала к предкам – к Одину, к Перуну.

Вот одна лодья, погрузившись по самые борта, черпнула воды и быстро затонула. Каждый из мертвецов был своим поясом привязан к уключине, поэтому они не всплывут даже через несколько дней, когда обычно всплывают утонувшие. Хазары не увидят этих тел, они навек обрели свою могилу на дне могучего Итиля. Тела уходили вниз, а освобожденные души роем устремлялись в небеса.

– Мы будем поминать вас каждую весну и каждую осень, в Навьи дни, как родных своих дедов! – сказал Грим, глядя вслед последним лодьям, что еще виднелись, полузатопленные, ниже по реке. – Будем ставить угощение для вас, как для родных своих братьев. Вы все братья мне. – Он оглянулся на живых, плотным строем стоявших у него за спиной. – И если боги того пожелают, я свою жизнь отдам за то, чтобы вы все вернулись домой живыми и с добычей!

– Ну а если боги пожелают иного, княже, – за всех ответил ему Фредульв, – то и мы падем там, где падешь ты, и к Одину отправимся вместе. Пусть лучше наш поход закончится в Валгалле, но мы сохраним твою и свою честь.

– Русь! – крикнул Грим.

– Р-ру-у-усь! – тысячей голосов ответило ему войско, и рев покатился по степи, отпугивая волков и лисиц от хазарских трупов…

Глава 4

Пир в Хольмгарде в день возвращения войска затянулся, хотя давно уже никто ничего не ел, да и пили мало. Огонь в очагах угасал, только глиняные светильники на столах, источая запах подмешанных в воск чабреца и можжевельника, бросали дрожащие отблески на серебряные чаши.

– Может, конунг, на сегодня довольно? – сказал Свен. – Наша сага выходит слишком длинной для одного вечера, люди устали нас слушать.

По столам пробежало оживление, все вздохнули, будто расколдованные. И впрямь, каждый ощутил, как давит на душу усталость от этих тревожных вестей.

– Нет, – вдруг сказала Ульвхильд. Она сидела неподвижно, и чем темнее в палате становилось, тем больше она напоминала гостью из иного мира. – Вы еще не рассказали самого главного. Как вышло, что вы привезли часть добычи Грима конунга, а его самого… – она сглотнула, – с вами нет?

Сыновья Альмунда переглянулись.

– Кто утомился, тот может уйти, – сказал Олав. – Особенно я бы посоветовал отослать женщин.

Радонега тут же поднялась, знаком предложила Илетай встать, чтобы увести ее домой. В положении Велерадовой жены вовсе не стоило слушать о кровавых ужасах, но никто не догадался вывести ее раньше.

– Мати! – вполголоса окликнул Радонегу Свен.

Когда та обернулась, он настойчиво кивнул ей на Витиславу. Из-за присутствия юной супруги этот рассказ дался ему еще тяжелее: если его взгляд поневоле падал на нее, сидящую напротив, ужас в ее расширенных глазах резал его как ножом по сердцу.

– Пойдем, Витяша, – кивнула ей свекровь.

– О нет… – едва слышно взмолилась та и посмотрела на Свена. – Позволь мне…

– Ступай, я сказал! – Он слегка повысил голос.

Вито подавила вздох, встала и вслед за Радонегой вышла, не поднимая глаз. Свен слегка перевел дух: слишком она молода для таких рассказов! Тот набег на игрища у берега Травы, когда Свен ее захватил, и сравниться не мог с битвами на Итиле. Тогда, на игрищах, и не убили, почитай, никого – безоружные ободриты просто разбегались, бросая венки. Свен не знал, что́ вызвало в ней этот ужас, за него она боится… или его, но ему не хотелось, чтобы Вито соприкасалась с теми жуткими событиями даже мысленно.

– А если у вас пересохло в горле от долгого рассказа, то госпожа, я думаю, будет так добра и поднесет вам еще пива. – Олав взглянул на жену.

Сванхейд, хоть и тоже носила дитя, и не подумала уйти; она жадно ловила каждое слово рассказа, не сводя глаз с Годо, даже когда говорил не он, а Свен, Ормар или Сдеслав. Теперь она знала, откуда у него эти три шрама на лице и сарацинский меч у пояса.

Выпив снова, братья опять переглянулись: никому не хотелось продолжать. Но надеяться на чью-то помощь тут не приходилось.

– После погребения Грим-конунг приказал трогаться дальше в ту же ночь, – начал Годо.

За время пути они сотни раз перебирали те события, в разговорах вслух, мысленно наедине с собой, но сейчас им предстояло обличить себя в худшем недостатке сказителя – в неосведомленности.

– Он приказал нам грузиться и отплывать первыми, поскольку мы сильнее всех пострадали при первом набеге и у нас было больше всего раненых. Он также поручил нам вести две лодьи, где была самая ценная часть их добычи. А добыча их, Грима и киевских русов, была лучше, чем у кого-то другого. Было условлено, что мы должны будем идти вверх по Итилю до рассвета, а когда станет хорошо видно берег, выбрать место и пристать, чтобы все дружины могли вновь соединиться. Мы надеялись за ночь уйти достаточно далеко, чтобы не бояться преследования. Мы взяли те две Гримовы лодьи, погрузили своих раненых, все свое и отплыли…

Он замолчал и взглянул на брата: давай ты.

– Мы плыли всю ночь, – покорно начал Свен, еще раз порадовавшись про себя, что отослал Вито. – Там острова, и приходилось идти осторожно, мы ведь той реки не знаем. Но она очень широка, глубока, и у нас никто вроде бы на мель не сел. Когда рассвело, мы увидели хорошее место – это был остров, большой, высокий, там даже деревья росли. Там мы хоть конницы могли не опасаться. Встали бы с самого начала на острове, ничего бы не было! – добавил он в сердцах. – Мы высадились, стали ждать. За нами вскоре