Ролз полагал, что нередко мы можем судить о том, что является справедливым или несправедливым, допустимым или непозволительным, не зная причин, не будучи в состоянии оправдать наши действия или дать объяснение, которое является совместимым с нашим поведением. Факт, что мы можем действовать, не зная почему, ставит вопрос: что означает «знать» и, в частности, «знать» о принципах справедливости? Предположение Ролза, основанное на лингвистической аналогии, заключалось в том, что многие из наших нравственно релевантных суждений появляются быстро, часто без участия рефлексии, в отсутствие сильной эмоции и, как правило, без возможности ясного обоснования или объяснения. Более того, эти суждения имеют тенденцию быть здравыми, что подтверждается упорством, с которым индивидуумы придерживаются своих интуитивных представлений перед лицом разумных альтернативных суждений.

Простая идея, которую я предлагаю, состоит в том, что есть различные способы знать. Для каждой специфической области знания мы можем установить, что все выполняемое или воспринимаемое в ней базируется на оперативных принципах, которые мы не можем выразить. Наша способность выражать такие принципы может появиться только тогда, когда мы формально обучались соответствующей дисциплине: лингвистике, музыке, зрительному восприятию, акустике, математике, экономике. Когда люди дают объяснения своего морального поведения, они могут не иметь вообще или иметь смутное представление об основополагающих принципах. Их ощущение осознанности рассуждения на основе определенных принципов иллюзорно. И даже, если кто-то узнает основной принцип, не очевидно, что это понимание изменит его суждения в ежедневных взаимодействиях. Наличие сознательного доступа к некоторым из принципов, лежащих в основе нашего морального восприятия, может иметь такое же незначительное воздействие на наше моральное поведение, как знание законов языка воздействует на нашу разговорную практику.

Третья характеристика позиции Ролза состоит в попытке объединить неосознаваемые, но действующие принципы с теми, которые получают свое выражение, когда мы размышляем над нашими действиями, теми, которые произошли или произойдут.

Ролз предположил, что мы решаем моральный конфликт посредством обоснованных суждений. Обоснованные суждения делаются быстро, автоматически, без участия рефлексии, с полной уверенностью, в отсутствие сильных страстей и без явных собственных интересов. Они делаются без какого-либо осознания моральных принципов или правил. Когда мы судим действия как справедливые, одновременно с этим у нас не возникает мыслей типа: «Бедный сосунок! Он не понимает, что я поступаю как бандит. Я только что нарушил принцип карательного правосудия, поскольку смог вывернуться из ситуации, получив наименее строгое осуждение своего преступления». Ролз объясняет это так: «Обоснованные суждения — это суждения, оформленные в условиях, благоприятных для упражнения чувства справедливости, и поэтому их нельзя получить в обстоятельствах, где действуют более общие оправдания и объяснения возможной ошибки». Однако, как только такие суждения делаются, они становятся открытыми для пересмотра, обработки и, возможно, прямого отклонения. Эти действующие суждения открыты и для других ограничений, включая такие позиции, как, например, находится ли человек в плохом настроении, может ли называть детали спора, отвлекаться, или он намерен потратить время на обдумывание дилеммы. Что является важным поэтому, так это установление различий между принципами, которые сопровождают суждения при идеальных условиях, и теми, которые лежат в основе суждений, формулируемых перед лицом фактической моральной дилеммы, возникающей здесь и теперь и требующей немедленного ответа.

Заключительная характеристика подхода Ролза связана с мысленным экспериментом, цель которого — показать неосознаваемые принципы справедливости, встроенные в нашу моральную способность. В исходной позиции, согласно описанию Ролза, собирается группа людей, чтобы обсудить основные принципы справедливости как честности. Их задача состоит в том, чтобы оценить такие проблемы: как распределить вознаграждение за индивидуальные действия; как естественные преимущества или недостатки должны оцениваться относительно конечного результата; как такие принципы воздействуют на структуру учреждений и индивидуумов, которые на них опираются. Все это следует традиции философов, представителей контрактарианизма[77], которая восходит ко времени Томаса Гоббса.

Для Ролза договор был идеализацией, методом выявления принципов справедливости, которые являются беспристрастными, свободными от корыстных предубеждений: «Концепция исходной позиции не предназначена объяснять человеческое поведение, кроме тех случаев, когда она способствует объяснению наших моральных чувств и помогает обосновать наличие у нас ощущения справедливости».

Этот подход соответствует позиции Хомского по отношению к языку: «Любая интересная генеративная грамматика будет иметь дело, главным образом, с психическими процессами, которые находятся далеко за пределами уровня фактического или потенциального сознания. Более того, весьма очевидно, что сообщения говорящего о своем поведении и компетентности могут быть ошибочными. Таким образом, генеративная грамматика пытается определить, что говорящий фактически знает, а не то, что он может сообщить о своем знании»[78]. В этической сфере мы должны быть готовы обнаружить, что знание индивидуума имеет мало общего с тем, о чем он или она сообщает или что они намереваются делать.

Проблема, признанная не одним поколением ученых, состоит в том, как разработать метод, который «извлекает» принципы справедливости, несмотря на компенсирующее давление личного интереса. Как отмечал Адам Смит более двухсот лет назад, «каждый индивидуум обязательно трудится, чтобы пополнить ежегодный доход общества, настолько значительно, насколько он может. На самом деле он, как правило, не имеет намерений внести вклад в общественную копилку и не знает, насколько ему это удается... Его интересует только его собственная выгода, и он, ведомый, оказывается втянутым в это дело, как и во многих других случаях невидимая рука направляет его к цели, о которой он и не помышлял». Более образно Смит написал так: «Мы получаем свой обед благодаря не доброжелательности мясника, но его собственному, личному интересу».

Ролз полагал, что можно было бы получить доступ к основным принципам нашего чувства справедливости, устанавливая ограничения на то, как протекает обсуждение: когда индивидуумы обсуждают принципы справедливости, они должны работать под завесой неведения. Завеса покрывает собственное знание или чьи-либо личные характеристики типа возраста, богатства, религиозных верований, здоровья или этнической принадлежности. Эти характеристики, как утверждал Ролз, мешают трезвым размышлениям о справедливости. Они являются предпосылками корыстных предубеждений, характеристиками, не имеющими отношения к морали, искажающими нашу способность ясно формулировать принципы справедливости на основе беспристрастной перспективы. Завеса обеспечивает беспристрастность, сообразуясь с тем фактом, что каждый участник глубоко эгоистичен: стремится получить лучшее дело, больше ресурсов и самые благоприятные возможности. Удивительно, но все это имеет мрачное сходство с марксистской политикой, в которой индивидуальное исчезает в групповом, вне зависимости от усилий, прилагаемых индивидом, и его таланта.