Ноги. Голые человеческие ноги. Сначала я решила, что это свет от уличного фонаря так падает. Логично было бы объяснить эту оптическую иллюзию именно так. Просто освещает какую-то часть тела, а остальное скрывает темнота. На самом деле — ничего подобного. Реальность была в том, что никакого остального тела не существовало. Только одни ноги. Они вышли на полностью освещенное пространство, и тут уж сомнений никаких не осталось. Тень от них падала тоже укороченная. Как если бы под фонарем на асфальте стояли высоченные сапоги, ботфорты. Только это была не обувь, а человеческие ноги. Будто шел, шел человек и остановился. Зачем? Ну вот наверх, например, посмотрел. На меня. И прямо к подъезду нашего дома и зашагал.

Не человек, вернее, а только ноги. А в подъезде дверь была у нас вечно нараспашку. Они и зашли. Я сначала обалдела, а потом бросилась к двери входной, притаилась. Слышала, как по ступенькам шлепают голые ноги. Громко. Дошли до моей лестничной клетки. И тишина.

Я затаилась, слушаю. Ничего. Тогда очень осторожно, почти беззвучно, открыла дверной глазок и посмотрела. Никого, разумеется.

И тут же удар в дверь, я даже отшатнулась. Знаешь, как ногами дверь пинают. Вот такой удар. И тут же за спиной, в квартире, какой-то звук, будто по полу что-то крупное катится. Оборачиваюсь резко, а это шар какой-то волосатый.

Я про ноги сразу забыла. В конце концов, они там, а шар в квартире. Пока дверь не открою, я в безопасности. Но что за ерундовина ко мне проникла? Неужели через открытую балконную дверь?

Я совсем не испугалась. Тут сразу логичное объяснение было: соседский кот запрыгнул и шарится по квартире.

Свет-то я сразу включила и… Этот… это животное было очень похоже на человеческую голову… И волосы на ней совсем как те, что я находила везде в квартире. И катается из угла в угол, будто от злости…

— Я знаю такую песню забавную про голову без тела. «Внезапная голова» называется, — как-то не подумав, вставил я.

Лизавета слегка улыбнулась:

— Ну что же, я рада, что тебе забавно от моего рассказа. Наверное, так и есть. Смешно. Вот и врач сказал, что мне все это приснилось от переутомления. Много работала потому что, без выходных пахала и стала путать сон с явью. Сказал, что у меня просто мозг отключался, отдыхал так. Ну да, отключался. Я тогда тоже отключилась — упала в обморок, шишку набила огромную. Ничего себе отдых, да? Кошмарный какой-то.

Трудно сохранять спокойствие, когда к тебе в квартиру буквально по частям пробирается какая-то человекоподобная сущность.

Но я врачу предпочла поверить. Просто больше на балконе не сидела. Эдак померещится еще что-нибудь, да и спрыгнешь вниз раньше, чем тебя в психушку засадят. А сознание я потеряла, когда эта голова на меня покатилась. Катится и скалится. Когда очнулась — никого, только на полу волосы черные, короткие, не мои.

Я посмотрел на Лизавету. Она была по деревенскому обычаю в платке, а по спине из-под платка вилась длинная коса обычного темно-русого цвета. Лизавета заметила мой взгляд и кивнула:

—

Да, у меня всегда были длинные. Даже в юности, когда короткие стрижки в моде были.

— Послушайте, я ничего такого не имел в виду, — начал оправдываться я. — И верю вам… Про голову эту и про ноги. Это правда очень жутко. Ну, просто…

— Ай, забудь, парень! Ну, я пошла.

Лизавета кивнула, бодро поднялась и без лишних слов как-то очень резво удалилась. Не похоже вроде, что обиделась, но кто знает.

Про ноги и голову на самом деле странный рассказ. Так-то Лизавета производила впечатление вменяемой, но одно дело — былички про деревню, а другое… А ведь говорила, что в чужие истории мало кто верит, и я еще согласился. Неудобно вышло.

Я подумал, что все же надо извиниться, двинулся следом за Лизаветой, но без спешки. И конечно, сразу потерял словоохотливую тетеньку из виду. Зато увидел маму. Она шла к дому, придерживая под руку еле передвигающую ногами Алину. Все страшилки про части тела мигом вылетели у меня из головы (каламбур).

Я бросился на помощь, и вместе мы доволокли сестру до кровати. Алина, похоже, не до конца проснулась и, едва коснувшись головой подушки, снова отрубилась.

Мама, мимоходом поинтересовавшись, ел ли я, сказала мне идти что-нибудь поделать, прогуляться, в общем, занять себя, а сама села рядом с Алиной следить за ее состоянием. Рассказывать ничего не стала, только махала на меня руками, боясь, что я разбужу сестру.

Мне стало немного стыдно, что ее пантомима меня рассмешила. Ладно, пройдусь по деревне, раз такое дело. Этим я, собственно, и развлекаюсь все время пребывания в Никоноровке.

Как я уже говорил, деревня была небольшая, несмотря на наличие магазина и гаража. И вроде все здесь какое-то обветшалое, но в то же время еще крепкое. Хотя, наверное, покинь деревню жители хотя бы на месяц, все сразу рухнет.

Но все же я никак не ожидал увидеть в Никоноровке заброшку. Деревянная изба стояла совсем близко к забору, наверное, именно поэтому так чувствовался идущий от нее запах, который не забивала даже высоко и густо вымахавшая сорная трава, захватившая весь участок.

Некоторые окна были распахнуты настежь, но все стекла целы. И до странности остро пахло грибами — этой характерной смесью аромата сена, сушеных яблок, влажной земли и вони какого-то средства от тараканов. И еще плесневелый душок, будто подгнивают овощи.

Но все же что-то в этой заброшке было страшно притягательное.

Калитка держалась на честном слове, так что ее без труда можно было открыть. Никто и не заметит, не узнает, если я немного полазаю в этом доме. Только посмотрю — трогать и тем более забирать с собой точно ничего не буду. Я не идиот.

Одно время я сильно увлекался материалами, которые выкладывают так называемые индустриальные туристы, сталкеры, любители полазать по заброшенным зданиям, по катакомбам и прочим увлекательным местам. Может, поэтому отец так отреагировал на мой налобный фонарь, хотя к сегодняшнему дню этот мой интерес несколько поутих.

Но меня всегда останавливало, что нужно специально куда-то ехать, желательно в компании. Рядом с нашим домом даже стройки приличной никогда не было, а тут и ходить далеко не надо, и не опасно, наверное. Зато поставил бы галочку напротив очередного реализованного желания.

— Яблоко хочешь, мальчик?

Я обернулся и увидел местного мужика, протягивающего мне яблоко. Я этого субъекта еще в прошлый раз заметил, когда Михал Семеныч деревню показывал. Пришел туда, где играли дети, сел в уголке и жадно смотрел. Неприятный, скользкий тип. Но внимания на него никто не обращал, ни дети, ни взрослые, ни даже собаки, так что я решил, что это просто мои заморочки, а сам дядька безобидный.

Но если приглядеться, то лицо его было каким-то нездоровым: запавшие глаза, втянутые щеки, острый нос и бледная до синевы кожа, покрытая капельками пота, то ли от лихорадки, то ли от возбуждения.