Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы с мамой невольно переглянулись, вспомнив Алинин припадок при упоминании кота. Знатка кивнула, будто прочитав наши мысли.
— Хуже, наверное, не будет. Вот пусть попостится по возможности вместе с тобой. А я уж помогу, как силы мне даны. Словами, словами. Вот так вот…
Ульяна Ильинична подошла к Алине, сузившимися глазами следившей за ней. Сестра моя не двинулась с места, но напряглась, задержав дыхание. Наверное, ей все еще казалось, что от знахарки воняет тухлятиной.
Старушка закивала, что-то беззвучно зашептала, стала раскачиваться и делать пассы руками, будто отгоняя мух от себя и Алины. Спрятала лицо в ладонях, потом протянула правую руку надо лбом Алины, закрыла глаза и опять беззвучно зашевелила губами.
Внезапно Алина стала заваливаться на бок. Я сначала решил, что она в обморок падает: глаза остекленели, лицо побледнело. Но ба
бушка Ульяна махнула рукой маме, бросившейся к сестре, прошептала:
— Цыц, не трожь. Спит она. Сейчас поспит, сколько хочет, потом придешь и домой заберешь. Ступайте теперь.
Мы с мамой и знаткой вышли из избы. И тут мама велела мне идти и ее не ждать. Понятное дело, она не захотела оставлять Алину, тем более в таком беспомощном состоянии. Ульяна Ильинична только головой
кивала, не протестуя.
А я, конечно, пошел. Остался бы я или нет, вообще никакой роли бы не играло. Я свое дело сделал.
Я подошел понюхать флоксы, которые неожиданно тоже начали пахнуть ладаном. Как свечка из церкви…
Совершенно необъяснимо, но до сих пор чувство ошарашенности не отпускало меня.
Не знаю, можно было или нельзя, но я сорвал на участке Ульяны Ильиничны веточку с ягодами смородины и отправился шататься по деревне. Специально прошел мимо гаража, думал: вдруг кто-то привез свой автомобиль на починку.
Но важные работники по-прежнему сидели в тех же самых позах и — не бездельничали, нет, — поджидали клиентов или нужного момента, когда звезды сойдутся для начала ремонта.
Я, хотя виду не подал, обрадовался, увидев Федихина. Студент на участок наших хозяев заходить не стал, поджидал меня за калиткой, облокотившись о забор. Сразу спросил:
— Что-то интересное услышал?
Если его интересовало знакомство с Ульяной Ильиничной, то он глубоко ошибался, полагая, что я начну об этом распространяться. Но это я только потом понял. А тогда решил, что он спрашивает про байки местных для своего исследования. Поэтому сначала отрицательно мотнул головой, потом вспомнил:
— Про обдериху разговаривали. Про то, что сестре моей надо в бане жить.
— А, ну это понятно. Бесноватых-то в бане селят. Нечистые к нечистым.
— Моя сестра не бесноватая!
А какая? Вообще-то на всех ресурсах, которые я читал, людей с икоткой именно так и называли. Но не стану же я это признавать при постороннем.
Студент без тени улыбки бросил:
— Как же. Душа с Богом беседует, а горло петлю просит.
Я внутренне содрогнулся. Ничего не просит! Она раздумала!.. Я ее отговорил!..
— Да это же просто обыкновенный нервный срыв у человека, вот и все. У каждого может быть. Как депрессия.
— Ага. — Студент кивнул, то ли подтверждая, то ли с иронией. — Обыкновенный. Ага. Да ей ничего не будет, в бане-то. Впрочем, у меня моды нет советы давать. Забудь. Скажешь, когда что-то услышишь. Бывай!
И он, небрежно махнув рукой на прощание, удалился. Я даже взбесился немного про себя. Тоже мне!
Лида Пална, увидев меня, засуетилась. Оказывается, они с мамой договорились, что завтрак готовит сама хозяйка, а обед и ужин для нас за мамины деньги покупает в местной столовке. Я и не знал, что здесь есть столовая. Потом выяснилось, что это просто готовые блюда в местном магазине, которые покупали себе работники гаража.
Короче, на столе, прикрытый белоснежной льняной салфеткой, меня дожидался обед, чему я очень обрадовался. Еда действительно была как домашняя и вкусная. И еще я очень радовался, что хозяева каким-то образом ухитрялись изолировать от меня свою внучку. То ли отсылали куда-то, то ли занимали делом. Ни разу я не встретил ее на улице, не столкнулся днем в доме. И правильно. Она какая-то полоумная, совсем границ не знает.
Пока я ел, в дом вошел дед. Судя по всему, он куда-то из деревни ездил. Интересно на чем. Хлопнул на стол несколько газет и журналов и два почтовых конверта.
—
Во, — сказал с гордостью, — почтальоншу встретил по дороге. На всех корреспонденцию набрал! Сейчас побегут ко мне желающие! — И радостно потер руки.
Однако из обещанных желающих пришла только одна женщина, тетенька средних лет, одетая очень просто, но не совсем по-деревенски. Я бы даже принял ее за дачницу, которая подделывается под местную.
Михал Семеныч похлопал конвертом по ладони:
— Лизавета, тебе письмо, танцуй!
Тетенька протянула было руку, но дед мало того что отдернул конверт, так еще и поднял его над головой, как флаг:
— Давай танцуй, пляши!
Что за ерунда вообще? Почему нельзя сразу отдать конверт, что за унижение такое, что за идиотские условия?
Но тетенька ничуть не удивилась. С абсолютно меланхоличным лицом потопталась на месте и сделала пару неопределенных пассов руками. Типа потанцевала. Михал Семеныча это вполне удовлетворило, и он с довольным видом вручил наконец письмо адресату.
Тетенька взглянула на обратный адрес, заулыбалась и раз пять, не меньше, поблагодарила Михал Семеныча. Мне кажется, неоправданно много.
Потом она ушла, а я доел свой обед. Обычно дома я всю посуду бросал на столе, все равно мама или Алина уберет. Но в гостях так себя вести было немного неловко. Счастье, что Лида Пална разрешила мне сложить в раковину тарелку со столовыми приборами, а мыть не заставила. Иди, говорит, лучше погуляй. Видно, испугалась за сохранность своей посуды. Правильно, если честно.
Не успел я выйти на крыльцо, как меня окликнула та самая Лизавета, сидевшая на скамейке у забора.
— Егор, садись рядом.
Тетенька похлопала по скамейке рядом с собой. Письмо, которое выглядывало у нее из кармана юбки, она уже успела прочесть и, судя по всему, находилась в приподнятом расположении духа.
Я молча сел. Они все уже и мое имя знают!
— Федихин просил тебе рассказывать про наше бытье, какого у вас в городе не бывает.
Теперь понятно, откуда знают. Но что за бытье? Зачем мне это? И когда только он успел?