– Зачем сафари? В горы поезжай! Кабанов, говорят, пропасть развелось.

– Кабан человечину жрет, – напомнил Глеб. Егерь слегка вздрогнул.

– Да не бойся, ты же не в лесу, – подбодрил его Глеб.

– Точно, жрет. Вот и мое хозяйство в лесу прифронтовом оказалось, а дичи много: хошь серна, хошь кабан, и растяжки их не берут. Секач за версту мину чует.

– Может, устроишь выезд, командир. В долгу не останусь, – пообещал Глеб.

– Рядом кордоны военные, без пропуска не попасть, – заюлил егерь, опасливо оглядывая пустой вагон.

– А ты на что?

– Лучше сразу скажи, чего тебе в горах надо, стрелок? – огрызнулся старик. – У нас кампания сурьезная, нам случайные люди ни к чему.

– Ладно, скажу. Я карабин с войнушки привез, испытать бы надо.

Старик успокоился, вроде поверил.

– Сколько возьмешь за ходку? – поспешил закрепить успех Глеб.

Похоже, с какого-то глубокого испуга егерь заломил цену втридорога, надеясь сбить аппетит, но Глеб даже не удивился.

– Лады, а когда рывок-то?

– Через месяц по белой тропе пойдем.

– А куда идем-то?

– Известное дело, на Богуру, – и егерь сунул мятую бумажку с телефоном.

Под цифрами было подписано круглым детским почерком: Мамоныч.

– Мамоныч, это кликуха такая? – удивился Глеб.

– Погоняло, ботало кудрявое… – насупился егерь. – В нашем деле нельзя без конспирации.

Итак, он не ошибся, едва заметная ниточка, тянувшаяся от музея к Богуре и от гибели Наташи к доценту Веретицыну, напряглась и окрасилась кровью. И он вступил в темный лабиринт, держась за эту нить, зная, что рано или поздно упрется лбом в молчаливую тысячелетнюю тайну.

Ставропольский край. Ноябрь 1995 года

После встречи с егерем прошел месяц. За это время отрыдала дождями мягкая южная осень. Зима еще не встала на крыло, но в горах, ближе к вершинам уже намело снега. Самое время брать матерого зверя, нагулявшего за лето жир и еще не обмявшего бока на дневках. От последней остановки городского автобуса до места, назначенного егерем, Глеб добирался лесом. По уговору на седьмом километре загородного шоссе его должна была подобрать машина с охотниками. Уже основательно стемнело, когда из-за поворота вынырнули фары, и огни заметались по вершинам заснеженных елей. Глеб вскинул руку и шагнул навстречу ослепительному свету. Но вместо видавшего виды дребезжащего уазика или труженицы «Нивы» у обочины притормозил шикарный внедорожник. Глеб запрыгнул в салон.

На сиденьях позади Глеба плотно сидели четверо охотников, придерживая коленями карабины. В потемках трудно было оценить, что за народ собрался поохотиться в зимних предгорьях. По левую руку от себя Глеб приметил Костины «окуляры» и успокоился. Доцент придерживал коленями зачехленный карабин. Остальных охотников было трудно рассмотреть из-за темноты. В воздухе таял незнакомый сладкий аромат, словно где-то рядом цвел дикий ирис – ярко-желтый цветок в буддистских одеждах. Глеб видел такой в забайкальской тайге в километре от границы и потрясенный встал на колени перед цветком и потрогал губами лепестки. Сладким дурманом шибануло в голову: назад шел, как пьяный.

Глеб осторожно оглянулся. В потемках позади него на фоне заснеженных елей виднелся женский силуэт: баба на охоте – это… Глеб так и не смог подобрать вежливых слов.

Водитель щелкнул тумблером, и в машине наконец-то рассвело. На переднем сиденье подпрыгивал легонький Мамоныч, слева от егеря, рядом с водителем сутулил плечи типичный блатарь с длинным лицом-скворечником и лысым, матово отсвечивающим затылком в отметинах и шрамах.

Позади Глеба развалился на полтора сиденья толстяк в дохе и оленьих бурках. Рядом с ним пристроился на «половинке», молодой смазливый «оруженосец». В проходе, вытянув передние лапы и умостив на них умную морду, лежала рослая выжловка светло-пегого окраса.

– Что приуныли, охотнички? – подбодрил скукожившихся путешественников егерь.

– Да ты бы спел или сплясал, чтобы не скучно было, – проворчал блатарь.

– В загоне еще напляшемся и то если через кордоны прорвемся, – отбрехался Мамоныч. – Ну да ладно, мы блокпосты по старой военке обойдем, ее еще при Сталине пробили, а там только кабан документы спросит.

Судя по сытому начальственному смешку, долетевшему с заднего сиденья, упитанный стрелок был не кем иным, как заказчиком и спонсором выезда. Чернявый юноша с томным лицом и грешным взглядом, должно быть, выполнял особые обязанности при начальственном теле.

– А как насчет бандформирований и минных полей? – поинтересовался Толстяк.

– Так это не здесь. Мы в Осетии окажемся, так сказать, в партере театра военных действий. Зона возле Богуры действует. На технике туда не добраться. Оружие клинит. «А кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!» – слыхали? Военные снимки делали со спутника, все базы боевиков искали, а тут глядь, мать честна! Вокруг Богуры – волшебные круги и линии. А заметить их можно только в летний сезон, когда попеременно цветут то цветы, то травы, а то грибы высыпают, и все кругами, кругами… А уж поохотиться на Богуре – это на всю жизнь рассказов хватит.

Егерь, как умел, развлекал притихшее общество, но никто особо не верил его побаскам.

Егерь оказался прав, попетляв по лесу, джип стал на твердый настил и покатил в горы.

– Красный бор пошел, хвойный, – по-детски радовался егерь. – Но мне здешняя природа совсем даже не нравится, я север люблю.

Стемнело, ближе придвинулись сосны, джип прибавил скорость. Прошло часа полтора укачивающей езды по заброшенной трассе. Здесь на высоте снегу наметало гуще, и он почти сровнял утопленную в грунте военную дорогу, но водитель, молодой парень, должно быть, ровесник Глеба, словно нюхом чуял прочный бетонный настил и уверенно вел машину. Убаюканные и согретые охотники задремали, только девушка все так же равнодушно смотрела в замерзшее окно.

Глеб прикрыл глаза, сберегая в себе тепло, и задремал под ровный гул мотора.

– Стой! Стой! – внезапно завопил егерь.

Резкий раскатистый удар по кузову был похож на взрыв. Джип мотнуло, с боков и сверху на Глеба посыпались грузные тела. Отчаянно завизжала собака и, увеличивая переполох, стала карабкаться наверх по головам. Машина съехала с настила, пролетела по откосу, сминая молодые деревца, и остановилась почти вплотную к широкой сосне-вековухе.

– Сбили… Ая-яй-яй! Сбили! – первым пришел в себя Мамоныч.

Высадив дверь, он вывалился из машины, пробежал назад, к шоссе, остановился и стянул с головы вязаную шапочку.