рук у царя и не десять голов, чтобы всё задуманное для страны в одиночку совершить, вытянув народ поближе к счастью и достатку. Велика земля наша, но скудна народом, а богатства её до поры от людей скрыты. Не то, что золото или серебро для чеканки денег — простую медь и сталь из-за границы завозить приходится, платя притом не втридорога даже, а вдесятеро против справедливых цен! Богатейшие залежи руд пропадают в неизвестности на порубежных землях под Курском и на Урале, а каменный уголь — и вовсе в Диком Поле, где вовсю хозяйничают служащие Турции крымчаки. Как в таких условиях прикажете создавать хоть какую-то промышленность в государстве? А без промышленности, хотя бы на уровне мануфактур, и без того отстающая от осчастливленной благодатным климатом Европы Россия будет вынуждена всё дальше и дальше отступать в своём развитии. И только через три столетия, через миллионы смертей, десятки миллионов переломанных судеб в результате сперва александровского, а затем — сталинского, большевистского рывков на крайнем напряжении сил страна сможет обрести второе дыхание и встать в ряду держав, творящих глобальную историю. Это к хорошему привыкаешь быстро и правнуки мои принимают как должное большие светлые города, сотни машин на улицах, белый хлеб в каждом магазине, текущую из крана воду и тёплый туалет с удобным унитазом. А вот я, родившийся вскоре после Гражданской, ещё помню, каким чудом стали для моих земляков проведение электричества в крестьянские избы и тарелка радиорепродуктора на площади рядом с поселковым Советом, помню деда моего, научившегося писать свою фамилию уже стариком, при Советской власти, поскольку при старом режиме грамоте выучиться так и не смог: чтоб ходить в церковно-приходскую школу за десяток вёрст по зиме нужна была верхняя одежда, а на шестерых детей в избе приходился один армяк, перешитый из прадедовской шинели, в которой тот прошёл через пол-России, Румынию и Болгарию, воюя с турками, а потом столько же обратно. И так по всей стране было. Помните, небось, из некрасовской поэмы про мужичков-правдоискателей:

«Подтянутой губернии,

Уезда Терпигорева,

Пустопорожней волости,

Из смежных деревень:

Заплатова, Дырявина,

Разутова, Знобишина,

Горелова, Неелова

Неурожайка тож…»

Вот чтобы Терпигоревских уездов на Руси не стало, отец мой в своё время и пошёл в Красную Армию, и в траншеях, а не в тёплых кабинетах, честно заслужил свою большевистскую эркаповскую книжечку. Потому что дрался он, и товарищи его, за то, чтобы дети и внуки-правнуки жили лучше, чем довелось им при проклятом царизме.

Скажете — не так всё вышло, как они хотели? Зря кровь проливали? А зажгите-ка в комнате свет. Горят лампочки? Горят. А батька мой рос при лучине…

— Ты, Григорий Богданович, хоть от сердца говоришь, а всё не по уму. Родовитых людей государевых никто их мест лишать не станет. Люди храбрые, верные да умные царству Русскому во все времена нужны будут. Но сам посуди: воевод немного нам требуется, а вот десятников — не одна тысяча. И готовить их надо заранее, чтобы в случае чего было, кем убыль заменить. Кроме того, сам понимаешь, не дворянское дело увечным руки-ноги пилить, брюха больные лечить или, к примеру, рожениц выхаживать. А сапёрное дело или пушечное литьё — и подавно. На то простолюдины есть.

Я на секунду умолк и хотел уже было продолжить, как дьяк вклинился в возникшую паузу:

— Прости, Государь, неразумие холопа твоего, но поведай: что то за дело сапёрное? Другой раз уж речёшь, а я и в ум не возьму, как то уразуметь?

Да, этот эрудит недоделанный и по дороге на тот свет будет норовить у святого Петра все ключи пересчитать, или чертей замучит вопросами, до скольких градусов у них котлы со смолой нагреваются, а до скольких — сковороды с маслом…

— На разумный вопрос отчего б и не ответить? Слово это иноземное, из французского языка. Сапой там длинную яму в земле кличут, в которой воины укрываются, когда к вражьей крепости на приступ идти хотят. Враги со стен палят из пушек, либо пищалей — но попасть им в цель сложно. Благодаря той придумке много жизней христианских сберечь удаётся. Вот сапёры те канавы и копают, укрепления различные возводят, фугасы под стены подтаскивают и взрывают, чтобы те обрушились и много чего иного полезного делают.

— Мудрёные слова говоришь, Государь Димитрий Иоаннович, да только в нашей земле тем сапёрным делом от веку розмыслы промышляют. Вспомнить, наприклад, как при батюшке твоём те розмыслы русские в стене Казань-города пролом растворили, дабы ратям на приступ идти способнее стало. Ямин, правду сказать, у нас для осадного сиденья вроде бы доси не рыли, но тут уж воля твоя, Государь: како повелишь, тако людишки и исполнят, ибо все посошные мужики ямы копать обвыкшие. Так и выходит, что которое дело иноземцы удумают, ан на Руси то испокон ведётся, да токмо Божьим соизволением по-людски всё кличется, а не лаем немчинским.

— Ну, пускай будут розмыслы, не в том суть. Но только ты мне, Григорий, к завтрашнему утру всё одно напиши вчерне указ о тех самых училищах. Погляжу, исправлю, где нужно — и пусть бояре из Сената приговорят. А после — пять дней тебе на то, чтобы в моих деревнях места для Кирилло-Мефодьевского и Михайловского[55] военного училищ подобрать. Смотри, чтоб поблизости они были, не далее десяти вёрст от Москвы. Самолично ездить стану, смотреть, как учёба идти будет.

— Слушаю, Великий Государь! — Нелидов-Отрепьев покорно склонился в поклоне. Секретарь уже успел прекрасно изучить мои повадки и по тону улавливал, до каких пор можно прекословить, а когда следует остановиться.

— И вот ещё… Вели сыскать в людской половине[56] Стёпку, пушкарёва сына, который в скоморошьей ватаге прежде ходил. Услугу его я обещал не забыть, негоже царским словом разбрасываться. Парнишка толковый, думаю, нечего ему на задворках крутиться. Так пусть же теперь тот Стёпка в училище Михаила Архангела воинские науки постигает. России умные да верные нужны.

9

Степан

…И снова свет в глаза, будто прожектором!

А ведь живой я, оказывается! Промазал лях! Хорошо-то как…

— Да ты погляди, какой товар-то! Бумага же набивная[57]! А внутрях — чистый пух, с полпуда будет, еле доволок. Три алтына да две денги[58] всего прошу! Ты ж её за рубль продашь, аз тебя добро знаю!

Дядька Глеб, весь из себя нарядный: в рыжих сапогах на