Я с особенной ясностью осознал это во время посещения Гуандунского музея изобразительных искусств в 2012 году. Одна из поразивших меня современных скульптурных композиций представляла собой золотой кирпич, парящий над грудой обломков. Я не сразу понял, в чем смысл этой работы, но стоявшие рядом со мной китайские друзья уловили его мгновенно. Это обличение того, что происходит в жизни современного Китая, пояснили они мне; художник изобразил золотое меньшинство, оторвавшееся от большинства и оставившее народ существовать на куче мусора. Никогда ранее мне не приходилось наблюдать, чтобы произведение современного искусства оказывало на зрителей столь глубокое впечатление.

Всепроникающее чувство экономического неравенства и несправедливости оказывает на некоторые слои общества довольно странное воздействие. Многие побывавшие в Китае люди были заинтригованы, более того, встревожены поднявшейся в последние годы волной ностальгии по временам Мао. «Цитатник», состоящий из высказываний Председателя, призванных поднимать людей на подвиг, был в Китае бестселлером на протяжении 1960‑х и 1970‑х годов. Каждый гражданин во избежание неприятностей должен был приобрести эту книжицу, в чем и заключалась причина ее необыкновенной популярности. Благодаря доходам от авторских прав Мао, хотя это и не афишировалось, был богатым человеком в своей нищей и часто голодающей стране. И вот в последние годы продажи «Цитатника» выросли, несмотря на то что никто теперь не заставляет китайцев отдавать дань культу личности. Зарегистрировано резкое увеличение числа посетителей родной деревни Мао в Хунани. Открылись даже так называемые красные рестораны с представлениями кабаре на сюжеты культурной революции, в которых актеры в костюмах той эпохи разоблачают злодеев‑помещиков. Большинство китайцев, с которыми мне приходилось обсуждать происходящее, считают, что причиной неожиданного всплеска любви к человеку, принесшему китайскому народу столько бедствий, является не реальное стремление вернуться обратно во времена коммунизма, а растущее недовольство коррумпированностью властей, приведшей к колоссальному неравенству в обществе.

Решающее значение имеет размах неравенства. В период правления Бо Силая в Чунцине наблюдалось значительное возрастание маоистских настроений среди населения, хором распевавшего вытащенные на свет из небытия революционные гимны. Одним из объяснений этого может служить то, что Бо обильно сдабривал маоистской риторикой популярные местные начинания, призванные помочь беднейшим слоям населения, как, например, предоставление нуждающимся дешевого жилья.

Писатель Юй Хуа, сам бывший хунвейбином («красным охранником») в мрачные дни культурной революции, считает, что стимулом современной маостальгии является тоска по равенству. «Несмотря на то что жизнь эпохи маоизма была нищей и полной ограничений, — говорит он, — в те времена не существовало широкоохватного, жестокого соревнования за выживание, была просто не наполненная реальным смыслом «классовая борьба». Поскольку на самом деле классов тогда не было, вся «борьба» заключалась попросту в скандировании лозунгов».

Можно ли, однако, считать, что народное недовольство способно повлечь за собой революцию? Жители деревни Укань восстали против местных партийных чиновников, но при этом они не призывали к свержению компартии вообще. Они, напротив, обращались к пекинским властям с просьбой о защите от произвола местных чиновников. Некоторые утверждают, что с очагами мятежа всегда в конце концов удается справиться и что, несмотря на возмущение в народе, позиции компартии ничто всерьез не угрожает. Тем не менее мне кажется, что подобный взгляд не учитывает накопившегося в обществе глубочайшего недоверия к политической системе в целом. Личный опыт говорит мне, что мало найдется китайцев, которые, как бы осмотрительны ни были их высказывания на публике, на самом деле столь наивны, что считают единственной причиной всех зол в стране неправомерные действия отдельных чиновников на местах. Они знают, что коррупция пронизывает всю структуру компартии снизу доверху, оставив лишь пустую оболочку от ее клятв беззаветно посвятить себя служению народу. Интернетный опрос, проведенный в 2010 году газетой «Жэньминь жибао», подтверждает это мнение. Согласно опросу, 91 процент респондентов считает, что все китайские богачи так или иначе связаны с политическими структурами. «У кого больше власти: у бизнесменов или у политиков?» — спросил я как-то у своей тетушки. «У политиков ее, конечно, намного больше», — ответила она, не задумываясь.

Суммарное состояние 70 самых богатых депутатов Всекитайского собрания народных представителей оценивается примерно в 90 миллиардов долларов США. Для сравнения: состояние 660 высших представителей американской администрации составляет в сумме 7,5 миллиарда долларов. Сюда входит не только законодательный корпус, но также исполнительные и судебные структуры. Явившийся на Землю с визитом инопланетянин будет озадачен, узнав, что из этих двух стран именно Китай представляет собой коммунистическую систему.

Разоблачение серьезных злоупотреблений, в которых была замешана семья Бо Силая, вновь напомнило китайцам о поразившей страну коррупции. Вплоть до 2012 года Бо был восходящей звездой на партийном небосклоне: он пользовался репутацией руководителя, успешно борющегося с преступностью, справедливо перераспределяющего материальные блага и обеспечивающего необыкновенно быстрое развитие Чунцинского округа. Вдобавок ко всем вышеперечисленным достоинствам он обладал несомненной харизмой — качеством, редко встречающимся среди высших партийных чиновников. Тем не менее все рухнуло, когда Бо поссорился с начальником полиции Ван Лицзюнем. Опасавшийся за свою жизнь Ван попытался получить убежище в американском посольстве, где он, как сообщают, обвинил семью Бо в многочисленных случаях коррупции и других преступлениях. Разгневанные позорной ситуацией пекинские власти без промедления открестились от Бо. Его сместили с занимаемой должности. Жену его суд нашел виновной в убийстве британского бизнесмена. Самого Бо также ожидает суд.

Никто не знает, сколько лжи обрушил режим на семейство Бо с целью очернить его репутацию, однако всплывшие в ходе следствия подробности несомненно выглядят удручающе. Официально месячная зарплата Бо на посту секретаря партийного комитета Чунцина равнялась 1600 долларам США, но при этом его семья владела собственностью на сумму более 100 миллионов долларов. Еще недавно Бо превозносили как борца за счастье и благоденствие народа. Высшие партийные деятели приезжали в Чунцин из Пекина и восхваляли результаты его работы. И вот внезапно он опозорен и посажен в тюрьму. Китайцы не идиоты. Они понимают, что превращение Бо из героя в злодея не могло произойти за один день. Если он был коррумпирован, значит, такой была и система, позволившая ему подняться столь высоко. Если же он ни в чем не повинен, то виновата поглотившая его коррумпированная система.

Действительно ли Китай, как утверждает Хань Хань, — это последняя по вероятности революции страна в мире? С этим трудно согласиться, глядя на так называемых голых начальников. Так народ именует чиновников, умудрившихся отослать за границу почти все свои накопления и родственников. Подобное поведение вряд ли свидетельствует о крепкой вере в стабильность режима. Согласно статье в одном из гонконгских журналов, примерно у 90 процентов членов находящегося у власти Политбюро члены семей живут или работают за границей. Между 1995 и 2008 годом почти 18 000 чиновников покинули страну, вывезя с собой средства на сумму 130 миллиардов долларов США, что эквивалентно 1 проценту ВВП Китая за 2012 год.