– Снова он, – пробормотал Шефер. – Нимвеген!

Нимвеген был загадкой почти для всех в Пенемюнде.

Он появился на заводе внезапно, будто из ниоткуда: высокий, массивный, тучный человек; одно время он управлял гостиницей и каким-то образом получил должность на автобазе. Его талант организатора, а он не чурался никаких средств, стал легендой. Однако он всегда действовал во благо Пенемюнде, но не ради собственной пользы. Он был лучшим из дельцов экстра-класса и обладал безудержной находчивостью. Например, ему не составляло труда позвонить адмиралу ВМФ в Свинемюнде и заявить, что исполняет поручение рейхсфюрера СС Гиммлера, а затем запросить материалы, продовольствие и топливо. Он почти всегда добивался успеха.

Тем не менее он был крикливым и грубым и часто применял почти противозаконные приемы. Мы сторонились Нимвегена из-за его манер и поведения. Отчасти нам следовало стыдиться своего отношения к нему, ибо он очень помогал заводу, а позже повел себя бескорыстно и мужественно, делая вылазки на грузовике в восточные районы боевых действий, где собирал свиней и других домашних животных, оставленных сбежавшим населением, прямо под носом у наступающих советских войск. Тогда мы еще не знали, что он сыграет важную роль в эвакуации Пенемюнде в Бляйхероде, в горах Гарц.

Теперь Пенемюнде управляли два совершенно разных человека – Пауль Штойх из «Сименс», осуществляющий общее руководство, и Вернер фон Браун. Фон Браун был одним из тех, кто излучает энергию и энтузиазм, но говорит и действует властно. Подобная властность приходит к человеку только с полным знанием и пониманием. Фон Браун был молод, динамичен и убедителен.

Штойху было примерно пятьдесят пять лет. У него были седеющие волосы, круглое, пышущее здоровьем лицо и усы. Одевался он сдержанно и со вкусом, а говорил медленно, приглушенно, но очень решительно. Он не привык к тому, что его мнение оспаривается или ставится под сомнение, и, когда в ходе одного из многочисленных совещаний, которые он устраивал, кто-то начинал ему противоречить, он просто умолкал и ждал тишины. Если фон Браун говорил прямолинейно и метко и иногда бывал резок, то Штойх отличался уклончивостью. Он никогда не говорил открыто, кого следует уволить, а произносил нечто вроде «К моему сожалению, нам, возможно, придется отказаться от услуг…».

В компании «Сименс» я проработал дольше, чем в Пенемюнде, и теперь с неизменным интересом и удовольствием наблюдал за трениями между двумя «культурными слоями»: «Сименс» и Пенемюнде. Один слой олицетворял бизнес-процесс, а другой – передовые инженерные идеи. Я не верю, что Штойх осознавал, чем именно управляет. Мне кажется, мы его постоянно забавляли не столько тем, что делали, сколько тем, как и с каким подходом мы это делали. Мои предположения неоднократно подтверждались во время устраиваемых им совещаний.

Он неизменно разговаривал с нами или, по крайней мере, старался, с большим достоинством, важностью и дикцией, присущей руководителю высшего звена компании, которой скоро исполнится сто лет – в пять раз больше, чем отрасли ракетостроения!

В один из дней Штойх открыл дискуссию несколькими общими заявлениями, затем перешел к проблеме скорейшего уничтожения наших секретных материалов в случае внезапного нападения противника. С этой целью химики Пенемюнде разработали состав, растворяющий бумагу.

Требовалось оснастить существующие хранилища необходимой сантехникой и устройствами, запускающими процесс уничтожения документов. Нужно было построить больше хранилищ. Все секретные материалы следовало помещать в хранилища каждый вечер.

– Так как мы полностью урегулировали данный вопрос на предыдущем совещании, – сказал Штойх, – переходим к вопросу о том, что мы понимаем под «секретными материалами», учитывая возможную необходимость их скорейшего уничтожения. Я уверен, вы все согласитесь, что желательно уменьшить до некоторой степени количество документов, которые ваши сотрудники должны относить в хранилища каждый вечер. Я полагаю, что…

– Простите, что перебиваю, – вмешался доктор Эрнст Штейнхоф, откашливаясь, – но я считаю, прямо сейчас необходимо упомянуть некоторые обстоятельства.

Штойх с достоинством снял очки для чтения, откинулся на спинку стула и посмотрел на оратора доброжелательно и с едва заметным снисходительным неверием в то, что мог чего-то не заметить. Произнося речь, он не обратил внимания на то, что Штейнхоф становился беспокойнее и несколько раз уже был готов его перебить, и в конце концов так и поступил. Штейнхоф выглядел очень молодо, его можно было принять за студента последнего курса университета. Он отличался упорством и энергичностью и не терпел дипломатии. Хотя причиной его нетерпимости была непоколебимая честность, иногда он оказывался в неловком положении.

– Я говорил об этом со своими сотрудниками, – решительно продолжал он, – но они не хотят делать то, что мы сейчас обсуждаем.

Штойх смотрел на Штейнхофа как на неизвестное, диковинное существо. У него слегка отвисла челюсть. Он был сбит с толку, почти ошеломлен и конечно же скептичен.

– То есть вы, их начальник, объяснили вашим сотрудникам, что нужно делать, а они отказались?

Штойх наверняка никогда не оказывался в подобной ситуации за много лет работы в компании «Сименс», или, по крайней мере, подобные проблемы решались без его вмешательства.

– У нас такие же проблемы, как у доктора Штейнхофа, – произнес господин Реес, заведующий производством. – Мы нашли способ их решить. Я предлагаю доктору Штейнхофу переговорить сегодня позже.

Реес всегда высказывался правильно и вовремя. Говорил он редко, но его замечания были ясными, краткими и убедительными. Сегодня он, несомненно, спас Штейнхофа в щекотливой ситуации.

Этот инцидент заставил обратить внимание на проблемы межличностных отношений, которые возникали время от времени, особенно после того, как Пенемюнде стал частным предприятием под руководством человека из компании «Сименс». В конце концов по негласной договоренности мы перестали выносить на обсуждение на совещаниях со Штойхом зарождающееся проблемы, если к этому не вынуждали обстоятельства. Именно фон Браун хотел, чтобы в новой организации не возникало трений, а особые приказы Штойха исполнялись быстро и эффективно. В действительности Штойх сравнительно редко вмешивался в производственный процесс.

В Пенемюнде проводилось много совещаний: у Штойха, часто бесполезные политические собрания, исключительно информативные заседания фронтовых технических групп, на которых решались определенные задачи, и, наконец, спокойные и эффективные «объединения» умственных усилий, проводимые фон Брауном. Именно эти совещания я считал самыми полезными и стимулирующими.

Фон Браун работал запоем. Он сравнительно редко созывал совещания, но, когда они проводились, на них обсуждались многие вопросы. Фон Браун не просто проводил совещание, а вел его осознанно и бойко. Он не понаслышке знал большинство проблем, а те немногие, в курсе которых не был, решал инстинктивно, благодаря долгой и успешной работе в отрасли. Он неоднократно демонстрировал способность последовательно и непосредственно вникать в суть проблемы или ситуации и обычно, разъяснив ситуацию всем присутствующим, уже имел готовое решение, которое почти всегда получало единогласную поддержку присутствующих. Время от времени те, кто общался с ним случайно или был наслышан о его репутации, говорили, что фон Браун – политик (не иначе!), лучший технический специалист, дипломат и просто «умелый руководитель». В Пенемюнде, а после в США он подтвердил все то, что о нем говорили. Но прежде всего он был лидером: благодаря не демагогии, а мужеству, самоотверженности, энтузиазму, блестящему уму, мудрости, опытности и умению выражать свои мысли.