и Рекамбье вынужден был поддерживать беседу с дамой, которую ему невольно навязали.

– Право же, ваша светлость, – начал он, – такая красивая женщина, как вы, должна блистать в танцевальном зале, а не сидеть здесь со стариками.

Я побоялась, что он сбежит из дворца, как только появится такая возможность, и потому обратилась к нему без обиняков:

– Простите, ваша светлость, но куда более, чем танцы, меня интересует моя льняная мануфактура. Мы производим на ней отличные ткани, и я полагаю, они вполне подойдут для пошива армейской формы.

– Да что вы говорите? – его ленивую невозмутимость как рукой сняло. Он подался вперед и слушал меня весьма внимательно. – Я слышал об этой мануфактуре, еще когда был жив ваш супруг. Кажется, тогда он уже пытался поставлять ткань на армейские нужды, но дело закончилось судебным процессом. Нет-нет, разумеется, покойный герцог де Трези был совершенно не при чем, но вот те, кто управлял мануфактурой, показали себя не с лучшей стороны.

Я заверила его, что сейчас мануфактурой управляют совсем другие люди.

– Ну, что же, если вы ручаетесь за качество товара, ваша светлость, – протянул герцог, – то мы вполне можем обсудить этот вопрос. Правда, контракт на поставку тканей для пошива мундиров уже заключен, но осталось еще нижнее белье…

Он хихикнул – разговор о нижнем белье с почти незнакомой дамой явно не вписывался в правила этикета.

– Белье – это тоже отличный вариант, – заверила его я. В этом случае нам не придется ткани даже красить.

– Ну, что же, – он чуть наклонил голову, – тогда у нас есть повод для более приватной беседы. Вы играете в винт или рамс?

Я кивнула. Я не была неплохим игроком в карты.

– Отлично! Тогда я надеюсь, вы не откажетесь посетить послезавтра мой скромный прием? Шумного веселья там не будет – милый вечер в кругу друзей. Я, знаете ли, собираюсь отойти от дел и постепенно приучаю себя к простым развлечениям. После выхода в отставку я намерен оставить столицу и поселиться в своем загородном имении. Правда, оно требует серьезного ремонта – признаться, последние годы я уделял ему мало внимания. Думаю, мне придется потратить на это не менее пятидесяти золотых.

Я не сразу поняла его мысль. И только после того, как он замолчал, вперив в меня пристальный взгляд, я сообразила, о чём он говорит.

Пятьдесят золотых за контракт на поставку ткани? Но окупится ли подобное вложение? И где мы возьмем такие деньги?

– Армейские контракты заключаются на пять лет, – добавил он, видя мои сомнения.

Я не готова была дать ответ сразу. Но он и не требовал его сейчас. А потому я снова кивнула.

– Где вы остановились в Луизане? Я пришлю вам приглашение. Мой особняк – на площади Победы.

Я покинула дворец сразу же, как только с бала ушел его величество. К выходу потянулись многие гости.

Я вернулась в гостиницу, испытывая противоречивые чувства.

– Надеюсь, вы славно погуляли, ваша светлость? – Понсон еще не спал, и я вызвала его для беседы.

Но я была не склонна обсуждать сейчас светские развлечения.

– Как вы полагаете, сударь, сколько мы сможем выручить за наш экипаж?

Он посмотрел на меня с изумлением:

– Вы собираетесь продать лошадей и карету? Одумайтесь, ваша светлость! Таких прекрасных лошадей потом будет трудно купить. И если мы продадим экипаж, то как мы поедем домой?

Мне уже хотелось спать, и я неприлично зевнула.

– На почтовой карете, месье Понсон, – сказала я и усмехнулась, заметив, как вытянулось его лицо.

К тому времени, как я отправилась в особняк герцога Рекамбье, месье Понсон уже подсчитал, что при самом лучшем раскладе мы сможем получить за наш экипаж не более двадцати пяти золотых – по пять за каждую лошадь и столько же – за карету. Еще десять золотых мы сами привезли в столицу. Но это составляло лишь чуть больше двух третей запрошенной герцогом суммы, и даже продажа бриллиантовых серег и колье ситуацию бы не улучшила.

И всё-таки я ехала на приём к Рекамбье, надеясь с ним сторговаться – он получил бы тридцать пять золотых сейчас и письменное обязательство выплатить остальные пятнадцать в течение ближайших месяцев. Или даже двадцать – если он посчитает, что за отсрочку тоже нужно заплатить.

– Рад приветствовать вас, ваша светлость! – он лично вышел меня встретить, и я видела, как ему не терпится обсудить со мной тот вопрос, что нас с ним свёл. Но дом был полон гостей, и уединиться для приватной беседы было бы губительно для моей репутации. – Надеюсь, тот манускрипт, который я обещал вам показать, вас не разочарует.

Ну, что же, манускрипт так манускрипт. Мне было всё равно, под каким предлогом мы удалимся из зала, где уже были разложены карточные столики.

Среди гостей я заметила и маркиза Намюра, чему, признаться, обрадовалась. Он галантно мне поклонился из-за того столика, за которым сидел.

Первые полчаса я не играла – наблюдала за игрой других. Играли в винт, преферанс, рамс. Мой отец очень любил карточные игры, и мы с ним и тетушкой Жозефиной частенько коротали долгие зимние вечера за многочисленными партиями.

Но всем прочим играм я предпочитала лакосту. Здесь в нее тоже играли, и я сразу остановилась подле стола, за которым сидели три дамы и мужчина. Целью игры было набрать как можно больше очков, собирая комбинации из карт.

Игру, за которой я наблюдала, раз за разом выигрывал мужчина, и женщины поднялись из-за стола разочарованными и даже обиженными. Быть может, они думали, что кавалер обязан был им проиграть.

Мужчина же остался за столом и обвел взглядом находившихся рядом зрителей, приглашая с ним сыграть. Я уже заметила, что общение здесь отнюдь не было церемонным, и для игры за одним столом не требовалось быть представленными друг другу. Тот, кто садился за стол, просто называл себя. Так же поступали и остальные.

– Герцогиня де Трези, – сказала я, опускаясь на стул.

– Граф Кампо, – поклонился мне мужчина.

На вид ему было лет тридцать пять-сорок. Цепкий взгляд светло-зеленых глаз, рыжеватые усы и бородка. Одежда из люстрина - довольно дорогой ткани (у меня уже выработалась привычка обращать на это особое внимание).

– Барон Робер, – за стол сел почтенный старичок.

– Графиня Мартинес, – одарила нас широкой улыбкой невысокая блондинка.

Но прежде, чем