В трубке что-то зашуршало, и в тот же миг Малика услышала визгливый, истеричный крик:

– Вы что это, хотите сказать, что мы вас обманываем? Не верите, да?

– Верю или не верю – это другой вопрос. Но вы требуете денег, а ведь я, в свою очередь, не требую у вас никаких расписок, хочу лишь увидеть справку от врача!

Снова послышался какой-то шум, после чего трубку на том конце провода бросили.

* * *

Улица Ленинская длинной лентой пролегала вдоль Буйнакска, начинаясь от городского сада и ведя наверх, к военному городку. Имран шёл в сторону Аварского педучилища, выпускников которого ему предстояло сфотографировать в память об учёбе, и то и дело по пути останавливался, приветствуя многочисленных знакомых, обмениваясь с ними улыбками и перебрасываясь шутливыми фразами, хотя кошки скребли у него на душе.

Дойдя до городского сада, он остановился и посмотрел на часы. В запасе оставалось ещё минут двадцать, и он решил прогуляться по парку, чтобы привести в порядок мысли и в который уже раз обдумать предстоящий разговор с женой.

– Имран! – услышал он за спиной чей-то голос и, не оборачиваясь, узнал Полину. – Можно тебя на минутку?

Чуть задыхаясь от быстрой ходьбы, девушка поравнялась с ним, и он заметил, что глаза её заплаканы.

– Ты что, следишь за мной? – спросил он, стараясь, чтобы голос его звучал как можно беспечней. – Хочешь напомнить, что час икс приближается? Скажи своей маме, что я помню об этом, пусть не беспокоится!

– Послушай, Имран, давай поговорим! – тихо сказала Полина.

– А чего говорить? Вы на меня так давите, что я и дух не успеваю перевести! Твоя мать меня шантажирует, ставит мне условия, угрожает… Я её угроз не боюсь, просто дайте мне немного времени! Я…

– Погоди, Имран, дай сказать, – умоляюще произнесла девушка. – Ты можешь меня презирать и ненавидеть, как я сама себя презираю, но я всё равно скажу правду!

Она глубоко и горестно вздохнула.

– Дело в том… видишь ли… дело в том, что я… не беременна!

– Не беременна? – Имран не верил своим ушам. – Ты сделала аборт?!

– Нет, что ты! Я… я вообще не была беременна!

– Вообще… не была… беременна… – медленно, как во сне, повторил вслед за нею Имран. – Ты шутишь?

– Нет, это правда! Вот сейчас сказала тебе правду, и сразу же стало легче, будто гора с плеч упала! – одновременно плача и смеясь, сказала девушка.

– Но для чего всё это? Зачем понадобилось выдумывать такое?

– Это всё мама! Она меня заставила так сказать! Она хотела, чтобы мы с тобой поженились, чтобы у меня был свой большой дом… и наряды… и дети… Говорит, что у неё никогда не было дома, вот она и хотела, чтобы у её дочки он был!

– Ничего себе! – произнёс ошарашенно Имран. – И ради этого она заставила тебя врать!

– Ну да… А когда твоя сестра сказала, что отведёт меня к врачу, она испугалась, что всё раскроется и… Ну, в общем… я сама решила рассказать тебе обо всём. Теперь ты меня возненавидишь, да? А я всегда тебя любила!

– Ага, любила! – криво усмехнулся Имран. – Интересная у тебя любовь! Не любовь, а сплошное враньё!

– Прости меня… Я знаю, что я не должна была так поступать с тобою! – Девушка уже рыдала. – Я не думала, что это может быть настолько серьёзно, что тебе будет так сложно оставить семью… А после разговора с твоей сестрой я поняла, что это было бы нечестно с нашей стороны.

– Нечестно – что? Разрушать мою семью или обманывать насчёт ребёнка?

– Ой, не знаю, я сама уже во всём запуталась!

– Ладно! Считай, что всё уже распуталось, – сухо произнёс Имран. – Давай, пока! Передавай привет своей маме!

Он повернулся и зашагал в сторону бывшего губернаторского дома, где располагалось училище.

– Постой, Имран! Мы ведь ещё не договорили! – закричала вслед ему девушка.

– Да нет, всё уже сказано, и добавлять нечего, разве что посоветовать забыть обо мне и найти себе другого дурака! Всё!

Полина ещё что-то говорила, но Имран её уже не слышал.

Как обычно, середина мая баловала буйнакцев чудесными солнечными днями. На улицах зашумели листвой тополя. Почки на фруктовых деревьях в многочисленных садах горожан вовсю взрывались бело-розовыми лепестками. В Дагестане господствовала весна, и люди, привычные к теплу и солнечным лучам, к миру и покою, даже не задумывались о том, как это всё-таки чудесно, и жили просто, работая и довольствуясь тем немногим, чем родина вознаграждала их труд, и не помышляя о чём-то большем.

В один из таких дней Айша, приготовив в летней кухне обед, принялась поливать двор водою из резинового шланга, очищая его от тополиного пуха и пыли.

– Тётя Айша, ваша веранда прямо-таки сияет чистыми окнами, можно даже как в зеркало смотреться!

Живущая по соседству Бурлият, широко улыбаясь Айше, протягивала ей тарелку с аппетитно возвышавшимися горкой горячими дагестанскими лепёшками.

– Сегодня мамина годовщина, поешьте, пожалуйста, чтобы её душе там было хорошо!

– Спасибо, милая, дай Аллах здоровья тебе и твоей семье, а маме твоей, Калимат, да дарует Всевышний мир и покой, ведь она была таким замечательным человеком!

– Да, тётя Айша, и она вас тоже очень уважала! А как ваше самочувствие?

– Слава Аллаху, я на ногах, и это главное! Больше всего на свете боюсь слечь и стать обузой для своих детей, астафируллах, астафируллах!

– Ну, уж обузой-то вы никогда не будете! Наоборот, до последнего своего вздоха будете что-то делать, о ком-то заботиться… По-другому вы не можете! Да, чуть не забыла, вы слышали, что Гусейновых дочку засватали?

– Это которую – среднюю или младшую?

– Среднюю, Эльмиру. Семья вроде неплохая, отец на заводе работает, мать – фельдшером в санэпидстанции.

– А сам парень чем занимается?

– Окончил техникум, сейчас в армию собирается, а когда вернётся через два года, тогда и свадьбу сыграют!

– Ну, дай-то Бог счастья им обоим! Гусейновы – очень хорошие люди!

– Для вас, тётя Айша, по-моему, все люди хорошие, я и не помню, чтобы вы о ком-то плохо говорили!

– А плохих людей и нет… почти! Просто люди бывают для одних плохие, а для других – хорошие…

– Это правда! Пойду-ка я, – заторопилась соседка, – ещё нужно в магазин сходить. Вам взять чего-нибудь?

– Спасибо, милая, вчера уже купили всё необходимое!

Появившийся в этот момент откуда-то неясный, но достаточно громкий и грозный гул насторожил обеих женщин, и они, стоя посреди двора, прислушивались к нему в недоумении. Гул всё нарастал, и вот уже стена дома перед ними, летняя кухня и всё вокруг зашаталось и заходило ходуном, земля задрожала под ногами, и потрясённые женщины застыли в оцепенении, пока не осознали, наконец, что это самое настоящее землетрясение.